"Салли Боумен. Любовники и лжецы. Книга 1" - читать интересную книгу автора

ни слова. Он даже не пытался скрыть владевших им чувств.
Теперь, сидя в редакторской столовой, Джини буквально кожей чувствовала
эту атмосферу тогдашнего Бейрута. Английские официанты подавали им
английский обед, а она ощущала запахи Бейрута: меда и пирожных, арахиса и
молотого кофе, пороха и пушечной гари. Николас Дженкинс говорил без умолку,
но его слова заглушал другой, более настойчивый звук - шум бейрутских улиц.
Автоматные очереди и крики уличных торговцев, скрип закрывающихся
ставней, неожиданная дробь летнего дождя, западные песни, несущиеся из
дискотек, громовые раскаты бомбовых взрывов и встававшая следом стена
арабских завываний. Бормотание мужчин, сидевших рядом с ней в редакторской
столовой, едва-едва доносилось до Женевьевы, словно далекие раскаты грома за
миллион километров отсюда.
В те дни она пыталась представить, что будет, если Паскаль не вернется.
Она мысленно видела падающие на него бомбы, ей чудились снайперы, она
многократно переживала его воображаемую смерть. Она считала секунды,
прислушиваясь к звяканью стаканов в баре, шагам прохожих на улице, шепоту на
иностранных языках. Но затем дверь открывалась, и входил Паскаль. "Скорее,
милая", - говорил он, а может, это говорила она: "Пожалуйста, поскорее,
милый!"
Туманные сумерки, сквозь закрытые жалюзи пробиваются отсветы неоновых
огней. Она до сих пор чувствовала запах его кожи, помнила его взгляд,
ощущала прикосновение его рук. "Господи, неужели я никогда не забуду
этого?" - подумала Женевьева, закрыв глаза.
Все это было много лет назад, в другом городе, в другой жизни. С тех
пор она встретилась с Паскалем только раз.
Девушка подняла глаза и попыталась оттолкнуть от себя прошлое - в
мертвую зону, туда, где ему надлежало быть. Она отпила воды из стакана.
Современно обставленная редакторская столовая расплылась перед ее глазами,
потом снова собралась в единое целое. Обед был подан необычный, словно
Дженкинс хотел произвести на приглашенных впечатление. На белом блюде,
украшенном виноградом, перед Женевьевой лежала какая-то птица, ее
поджаренная корочка аппетитно блестела. Дженкинс не умолкал, но Женевьева не
слышала ни слова из того, что он говорил. Ее ощущения дробились: Паскаль,
вежливый и чужой, сидел на расстоянии протянутой руки, а в ее сумке до сих
пор лежала пара наручников. Помещение, где она находилась, было совершенно
обыденным и вместе с тем абсолютно сумасшедшим местом.

Дженкинс пил морсо. Раз за разом он осушал свой бокал и продолжал
говорить. Это было что-то вроде брифинга - он рассказывал о новом задании.
Джини впервые прислушалась к его словам.
- ...полная секретность, - улыбнулся Николас Дженкинс,
тридцатипятилетний, с розовощеким детским лицом, начинающий полнеть. Он
носил очки без оправы, точно какой-нибудь физик-ядерщик. Его внешнее
простодушие вряд ли могло замаскировать тот факт, что Дженкинс встал на
тропу войны.
- Никаких утечек, - продолжал он, разрезая воздух столовым ножом. -
Все, что вы раскопаете, мы тут же проверим, и проверим дважды. Для пущей
надежности. Мы не можем позволить себе никаких ошибок. Статья будет большой.
Он перевел взгляд с Джини на Паскаля, отодвинув в сторону тарелку с
недоеденным мясом.