"Салли Боумен. Темный ангел" - читать интересную книгу автора

- Ну разве они не божественны? Разве ты не любишь дельфинии? Английские
садовые цветы - где бы я ни был, всегда настаиваю на их присутствии. И,
наконец, я нашел толкового молодого человека, который аранжировал их именно
так, как мне хотелось. Потрясающе оригинально! Я не выношу цветы, в которых
чувствуется искусственность! Понимаешь? Нет, конечно, тебе это не
свойственно - ты слишком умна. А не выпить ли нам шампанского? Скажи же
"да". Терпеть не могу пристрастия к мартини - слишком пагубно. На следующий
день все плывет перед глазами. Да, шампанского. Давай безумствовать и
откроем "Боллинджер"...
Виккерс запнулся на полуслове. Он только произнес название любимого
шампанского моего дяди Стини. Он покраснел до кончиков пальцев, лицо его
побагровело. Он стал возиться с запонками. Он повернулся, чтобы дать
указание мальчику, который привел меня сюда и сейчас стоял у дверей в
ожидании.
Тогда я наконец поняла, зачем он меня пригласил. Виккерс был не только
смущен, он испытывал чувство вины. Это приглашение не имело ничего общего с
Констанцей и относилось только к моему дяде Стини.
Конрад Виккерс был другом дяди в течение почти пятидесяти лет и его
любовником, с перерывами, почти половину этого времени. И поскольку он
ухитрился скрыться из виду, когда Стини лежал, умирая, я могла понять
снедающее его чувство вины. Я ничего не сказала. Наверно, я хотела
посмотреть, как Виккерс будет выкручиваться.
Какое-то время он молчал, словно бы ожидая от меня, что я заговорю о
Стини, облегчив ему задачу. Тем не менее я ничего не сказала. Я осматривала
помещение, которое, как и все комнаты в большинстве окружающих домов, было
обставлено с большим вкусом. Чувство преданности находилось у Виккерса в
зачаточном состоянии, он плохо представлял себе, что такое настоящая дружба,
но, когда дело доходило до неодушевленных предметов, скажем, тканей и
мебели, глаз у него, как у Констанцы, был безошибочным. Когда-то я обратила
на это внимание. Тогда я считала, что обладание безукоризненным вкусом - это
неоспоримое достоинство. Теперь я не так в этом уверена.
Виккерс ласкал пальцами подлокотник кресла, исполненного во французском
стиле. Я сразу же опознала его по шелку обивки, по продуманному изяществу
облика восемнадцатого века. Оно появилось здесь из самой последней коллекции
Констанцы Шоукросс. Кресло было покрашено, его отреставрировали, прикинула
я, а потом продуманно состарили. Размывы краски поверх замазки не из
мастерской ли Констанцы, подумала я. Утверждать было невозможно - почти
невозможно, - наложены ли эти бледно-голубые пласты краски двести лет назад
или на прошлой неделе...
- В прошлом месяце, - сказал Виккерс, поймав мой взгляд. При всех своих
пороках Виккерса никогда нельзя было причислить к глупцам. - В прошлом
месяце, - он вздохнул. - И да... я понимаю, что никогда не мог обвести тебя
вокруг пальца, тот же реставратор, услугами которого всегда пользовалась
Констанца. О Господи... - Он наклонился. Он явно решил сделать шаг вперед. -
Поговорим лучше о Стини. Я понимаю, что должен был оставаться около него, но
думаю, у меня просто не хватило духу. Умирающий Стини... Это так не вязалось
с ним. Я не хотел быть свидетелем его ухода... Ах да, шампанское...
Он поднялся. У него слегка подрагивали руки, когда он протягивал мне
бокал.
- Не будешь ли ты возражать, если мы выпьем за него? За Стини? Ему бы