"Салли Боумен. Отвергнутый дар (Дестини 2) " - читать интересную книгу автора

Луизу не интересовали финансовые проблемы. Американские вложения
приносили ей в год миллион с лишним чистого дохода, не считая процентов с
капитала и вкладов, непосредственно завещанных покойным бароном. Поскольку
Луиза могла приобретать все что угодно и когда угодно - а ей и в голову не
могло прийти вести себя по-другому, - она была довольна.
Эдуард уже начал кампанию с целью уговорить мать вложить какую-то
часть принадлежащих ей основных капиталов в программу развития империи де
Шавиньи, однако он понимал, что действовать следует осмотрительно. Луиза и
без того пошла навстречу, открыв ему доступ к своим бумагам и портфелю
акций; сейчас они с Саймоном Шером как раз с ними работали. Но он знал, как
бесполезно давить на мать, чтобы заставить ее принять важное решение. Она
уклонялась от любых обязательств, как денежных, так и человеческих. Эдуард
не сомневался, что чем разумнее будут его доводы, тем скорее она их
отвергнет. Собственная прихоть была для нее законом.
Но, если ему не удастся убедить ее к тому времени, когда придет пора
действовать, это получится у Жан-Поля. Любимому старшему сыну Луиза ни в
чем не могла отказать. Это порой задевало Эдуарда, но он принимал
неизбежное. Какая, в конце концов, разница: он убедит Жан-Поля, а тот
уговорит мать. Придется идти окольным путем, только и всего. Занимаясь
делами, Эдуард обнаружил в себе талант добиваться желаемого обиняком и с
немалым удовольствием его эксплуатировал.
А вот гений ювелирного искусства - это и вправду было куда сложнее.
Последнего великого художника де Шавиньи, венгерского еврея по фамилии
Влачек, который обучился ремеслу в российской мастерской Фаберже, раскопал
и привлек на службу отец Эдуарда. Влачек разработал коллекцию, которую де
Шавиньи представили на открытии первого салона фирмы в Америке в 1912 году.
Влачек был божьим даром и к тому же предан фирме: все попытки его сманить,
а их было немало, не возымели успеха. Он служил де Шавиньи до начала 1930-х
годов, когда ему начало отказывать зрение, и умер в войну.
Как у всякой великой ювелирной компании, у де Шавиньи имелся обширный
и тщательно охраняемый архив проектов и художественных решений, восходящий
к середине девятнадцатого века. К ним можно было возвращаться (что
постоянно и делалось), либо используя их в первозданном виде, либо
видоизменяя в соответствии с преходящими требованиями моды и вкуса. На этом
архиве зиждилась вся деятельность компании. Но последняя по времени великая
коллекция де Шавиньи была разработана Влачеком в конце 1920-х годов. Эдуард
мечтал о новой коллекции, о таких неординарных художественных решениях,
которые бы революционизировали ювелирное дело, оставили конкурентов вроде
Картье далеко позади, выразили саму суть послевоенной действительности и
максимально использовали новейшие технические открытия.
Подлинно великие художники-ювелиры так же редко встречаются, как любые
великие художники. Эдуард знал, кто именно ему нужен: Пикассо или Матисс, у
которого вместо холста и палитры будут редкие камни и драгоценные металлы;
гений, призванный стать хребтом всего задуманного им предприятия. Где бы он
ни был - в Америке, на Ближнем Востоке, по ту или эту сторону разрубившей
послевоенную Европу границы; обретается ли он в неизвестности или учится
ремеслу у какого-нибудь конкурента де Шавиньи, - Эдуард положил себе его
отыскать. Он лично составил оперативную группу, которой поставил именно и
только эту задачу. Его люди просочились в мастерские конкурентов,
знакомились со всеми новыми коллекциями каждой крупной ювелирной компании в