"Элизабет Боуэн. Соловей" - читать интересную книгу автора

- Слушать? Соловей слушает? Как странно. И что же он, по-твоему,
слышит?
- Понятия не имею, Нейоми.
- В таком случае он не услышит ничего хорошего, - скачала Нейоми. -
Впрочем, почему бы и нет? Пусть слушает. Не все же ему беспечно щебетать,
раз он стольким может помочь нам.
- Бедняжка! Это наша вина. Мы слышим только самих себя.
- Почему, Мэри?
- Что, Нейоми?
- Нет, ничего. Просто у тебя был такой странный голос. Ты что-то от
меня скрываешь?
- Нет, а что? А ты что-нибудь от меня скрываешь?
- Нет, слава богу, ничего.
- Да, - неуверенно сказала Мэри, - очевидно, у нас нет ничего, о чем бы
стоило пожалеть, разве пожалеть о том, что у нас ничего нет. Ты это имела в
виду, когда говорила, что он стольким может помочь нам?
Соловей теперь запел ближе; он вновь принялся, трель за трелью, завел
свою песню: щелк, щелк, щелк.
- Холодает, - сказала Нейоми, подавшись вперед и укутывая колени полами
своего светлого пальто. - Может быть, пойдем?
- Да, пора возвращаться.
Они поднялись, и Нейоми решительно изрекла:
- Ко всему прочему, он слишком скоро объявился. Слишком скоро после
такой войны. Даже победа была сама по себе слишком тяжким испытанием. А тут
еще соловей, не прошло и недели. Самое главное сейчас - быть
осмотрительными. Пока не войдешь в привычную колею, лучше вообще ничего не
чувствовать. Первым делом нужно все как следует наладить.
- Ты права, совершенно права, - сказала Мэри, оглядываясь на озеро, -
но как людям жить без того, к чему они привыкли?
Теперь уже не все освещенные окна были пусты: в проемах застыли фигуры
слушателей. Возможно, не до всех доносилось пенье соловья - некоторых влекло
к окнам лишь ощущение чего-то происходящего снаружи. Время от времени все
тонуло в реве ночного транспорта: машины неслись в Лондон и из Лондона,
переключая скорости у светофоров. Их рев перекликался с порывистым
многоголосьем людей, не подозревавших о существовании соловья; взявшись за
руки, посвистывая и смеясь, они двигались в обход парка на север из пивных и
кинотеатров. Они раздражали тех, кто вышел послушать соловья на балконы
своих нарядных домов, большая часть которых была до сих пор заколочена. Свет
фар выхватывал из тьмы колонны с потрескавшейся штукатуркой, вспыхивали
зеркала в давно заброшенных гостиных. В их спертом воздухе вновь роились
мучительные воспоминания о бархатных ночах, о венских теориях. Стоящий на
одном из таких балконов старый джентльмен, прозорливо определив соловья по
первым же звукам, заперся у себя в кабинете, чтобы сесть за письмо, которое
завтра же будет в "Таймс".
В комнате второго этажа одного из особняков проснулась молодая женщина
и обнаружила, что стоит на середине ковра. Она не удивилась: такое не раз
случалось с нею и прежде, однако на этот раз она не узнала ковер в комнате.
В ней было два окна, за которыми еще не совсем стемнело. Было непонятно, где
находится кровать, с которой она встала во сне, - кровать могла быть где
угодно. Она боялась двинуться с места, пока совсем не проснется, и, как это