"Элизабет Боуэн. Плющ оплел ступени" - читать интересную книгу автора

сжимались легкие, - такой стылый, застойный воз-Дух был заперт за
отсырелыми, дерюгой обитыми дверьми в коридорах родного дома.
Здесь ему отвели комнату во втором этаже, окнами на улицу. По бордюру
цвели пучками фиалки; сгущались сумерки, фиалки постепенно чернели. Позже
уличным фонарем забрасывало скользящую тень дерева на потолок у него над
кроватью. Тот же свет пробивал кружева туалетного столика Миссис Николсон в
первый раз, когда заглянула к нему, чтоб пожелать с порога покойной ночи,
объявила комнатку "дурацкой". Видно, Рокэм ее выбрала, исходя из его
малолетства, сама она помещалась в том же этаже. Миссис Николсон хоть об
этом и умолчала, сочла, кажется, что здесь уместней было бы поселить
девочку, но не мальчика.
- Ведь я думаю, - сказала она, - тебе по ночам вряд ли бывает скучно?
Сидя в высоких подушках, сжимая в руке стакан молока, он ответил:
- Я ничего не боюсь.
- Но скучно бывает? Отчего?
- Не знаю. От мыслей, наверно.
- Да чем же они плохи, - сказала она, - эти твои мысли?
- Когда я тут, ночью время зря уходит, а мне про это думать не хочется.
Миссис Николсон, уже совсем готовой к выходу, осталось только накинуть
газовый шарфик на волосы, а потом повязать его вокруг шеи.
- Ты скажи, - прерывая это занятие, потребовала она, - ты ведь не
огорчаешься, что я ухожу? Тебе ведь тут, наверху, все равно, ты и не знаешь,
дома я или нет?
- Нет, я знаю.
- Наверное, - предположила она неуверенно, - тебе спать надо? Все
говорят, тебе полезно ложиться пораньше, но дни тогда такие короткие. Ну,
мне пора.
- Еще и кареты нет.
- И не будет, не заказана. Такая благодать, приятно пройтись пешком.
Правда, говорила она так, словно радость прогулки ей заранее отравлена;
как и он, она не могла не понимать, что уходя теперь, поступает жестоко. Она
прошла в глубь комнаты поправить перед зеркалом шарф - еще не стемнело.
- Ну один-то разок можно лечь и попозже? Ведь это ничего, как ты
думаешь? Я спрошу у Рокэм.
Решение оставалось за Рокэм. На ней лежало все, что отдавало резкостью
распоряжений. Сама же миссис Николсон никогда и ничего не приказывала. Все в
доме шло если не по волшебству, то с легкой руки покойного Джимми, раз и
навсегда пустившего в ход этот часовой механизм. Блюда, подаваемые к столу,
удивляли миссис Николсон, кажется, так же сильно и так же приятно, как
Гэвина. И тем не менее она казалась не праздной, но занятой. На что тратила
она дни, Гэвин не задумывался. Задумался потом, когда было слишком поздно. А
они все больше наполнялись ею - дни, которые она тратила так беспечно.
Зато Рокэм всем командовала и старалась держать мальчика подальше от
хозяйки. "Хозяйка, - говорила она, - к детям непривычная". И потому Рокэм
каждое утро таскала его на море. Берег, весь в оранжевых холмиках гальки,
был прочесан волнорезами, и возле одного из них устраивалась Рокэм с
журналом. То и дело она поднимала глаза, то и дело его окликала. Обидно
сданный на попечение Рокэм, Гэвин изводил ее, как несмышленое дитя: пытался
украсить ей шляпку лентами из водорослей, приставал, чтоб она вытряхнула у
него из ботинка камешки. Спуск с плато к подножью скал вызывал в буквальном