"Луи Анри Буссенар. Индианка и кайман" - читать интересную книгу автора

неимоверные усилия, чтобы не упасть. - Видишь, кайман откусил мне руку.
- А-а, да, на самом деле... кайман откусил тебе руку. Почему?
- Потому что хотел съесть моего ребенка.
- А, он хотел съесть ребенка!
- Да!.. Но я вырвала его из пасти каймана... Ты видишь следы зубов на
теле сына?
- И правда!.. Кайман, наверное, был большой.
- Да, очень большой... И тогда он схватил меня за руку, откусил и
проглотил ее.
- Лучше было бы, если бы он не откусил тебе руку.
- Да!
- Я убью его!
- Убей! И сейчас же! - воскликнула индианка мстительно.
- Как только отведу белого к моей хижине.
- Хорошо.
- Эй, приятель, иди сюда, - позвал меня индеец, направляясь к своей
хижине, до которой было шагов пятьдесят.
Женщина с ребенком, естественно, следовали сзади, при этом их господин
и хозяин, оставаясь невозмутимым, не сделал ни одного жеста, чтобы
поддержать несчастных. Они еле тащились и едва добрели до хижины, вся
мебель которой состояла из трех гамаков, нескольких деревянных стульев,
глиняных горшков и другой бедной утвари.
Не говоря ни слова, Ярури стал точить саблю куском кварца и,
убедившись, что она достаточно остра, одобрительно щелкнул языком.
Затем, жестом велев жене положить обезображенную руку на деревянный
чурбан, он хладнокровно стал подрезать рваные куски кожи и торчащий осколок
кости, аккуратно ровняя культю, подобно мяснику, отделывающему баранью
ножку для жаркого.
Во время этой процедуры женщина не проронила ни слова. Единственным
доказательством мук терпеливой страдалицы были слезы, которые рекой лились
из ее глаз. Так, наверное, плачет косуля, безропотно замерев под ножом
охотника.
Проведя ампутацию, индеец остановил взгляд на кучке сухого мха в углу
хижины, подобрал его и стал обильно орошать ароматической жидкостью -
"укуубой" - универсальным индейским средством ото всех бед, в том числе и
от ран, - укутал основательно им культю и вышел из хижины.
Через несколько минут он возвратился с сосудом, сделанным из полой
тыквы, с вязкой алкогольной жижей, взятой из-под бочки в большой хижине, и
стал поливать им всю пораненную руку жены вплоть до плеча.
Поток крови сразу прекратился. Несчастная, терпению и выносливости
которой можно было позавидовать, устроилась наконец в гамаке, глубоко и
удовлетворенно вздохнув.
Теперь настал черед ребенка, все это время спокойно сидевшего на
корточках. Отец полил его раны той же "укуубой", затем заставил выпить
несколько капель "кашири" и уложил возле матери.
Рассеянно глядя на кур, терзавших в это время куски кожи, отрезанные
во время "операции", он произнес спокойно и монотонно:
- Арада - хорошая женщина.
На большее в выражении своих чувств индеец был неспособен. Вряд ли
нечто подобное произносилось им за все годы супружества. Как известно, его