"Ален де Боттон. Интимные подробности " - читать интересную книгу автора

раздражало обитающих в доме не-викингов, потому что последние спрашивали,
сколько картофелин королева с рабыней желают съесть на обед, и требовали
отвечать на вопрос ясно.
Еда тоже была интересной штукой. Изабель давали пятнадцать пенсов в
неделю на покупку сладостей. Поблизости было два магазина; в одном
хозяйничала миссис Хадсон, в другом - мистер Синх. Она покупала в обоих,
потому что не хотела, чтобы кто-нибудь разорился. Она знала, что можно
купить на эти деньги: пакетик чипсов, пять стаканов газировки, одну
пластинку лакрицы и две вазочки в виде летающих тарелок, наполненные
шербетом. Или один пакетик мятных пастилок, две пластинки лакрицы и четыре
летающих тарелки. Или на все деньги купить шербета с красными леденцами. В
школе Джулиан сказал ей, что если дать батончику "Марс" полежать, пока он не
испортится, а потом отправить обратно на фабрику, то оттуда пришлют два
новых. Она проделала этот трюк три раза, прежде чем ей посоветовали не
жадничать. Тогда она переключилась на производителей шербета, и получила
пять упаковок, пока там тоже не сообразили, что к чему.

- Вот такое странное детство. Я была одновременно стервозной,
застенчивой и в каком-то смысле даже опасной, - сказала двадцатипятилетняя
Изабель, обрывая поток своих воспоминаний с понятным смущением человека,
который вдруг обнаружил, что чересчур увлекся и наговорил лишнего. - Прости,
что никак не могла остановиться. Воспоминания о детстве чем-то похожи на
сны; слушать о них может быть любопытно, но не дольше пяти или десяти минут.
И мне кажется, что рассказчику это доставляет гораздо больше удовольствия,
чем слушателю. Детство всегда вспоминается отрывочно; какие-то эпизоды -
ярко, словно это было вчера, а какие-то большие периоды - вообще никак. Я не
знаю, когда случилось то или иное событие - когда мне было два года, пять
или восемь; глядя на фотографию, не понимаю - действительно ли я помню
связанную с ней историю, или вспоминаю то, что мне рассказали позже. Кто
знает... Господи, неужели уже так поздно? Я что-то заболталась, а ты
героически старался не показать, что скучаешь.
- Я ловил каждое слово.
- Иначе говоря, ты хорошо воспитан.
- В этом меня редко упрекали.
Я посмотрел на стол и на наши пустые стаканы.
- Закажем что-нибудь еще?
- Что ты будешь пить?
- Пиво. А что взять тебе?
- Стакан молока.
- Молока?
- А что тут странного?
- В половине восьмого вечера?
- Это не преступление.
Однако, проталкиваясь к стойке бара в Клапаме Клапам - район в южной
части Лондона. (посетители которого явно не осушили ни единого стакана
молока за последние двадцать лет), я терзался сомнениями; сомнениями,
которые косвенным образом и привели к тому, что рассказ о жизни Изабель был
временно отложен ради нескольких вопросов и двух порций жидкости.
- Будьте добры, кружку "хайнеккена" и стакан молока, пожалуйста, -
сказал я бармену, габариты которого вполне позволяли ему сделать карьеру