"Ален де Боттон. Интимные подробности " - читать интересную книгу автора

- В субботу, в половине десятого утра?
- Я понимаю, звучит дико, но я просто не мог уснуть. Гладить я терпеть
не могу, вот и решил поскорей с этим разделаться. Тут всего-то пять рубашек.
- Слушай, а я обожаю гладить. Если хочешь, могу помочь, но тогда с тебя
приличный обед, идет?
- Договорились.
- Вот и отлично.
- Как прошел день рождения?
- Ужасно, - ответила Изабель, но тут же спохватилась, совсем как гость,
который опасается, что его анекдот не понравится остальным, а потому
начинает со слов: "Собственно, очень смешным его не назовешь". - Я просто
разозлилась на мать, довольно глупо с моей стороны.
В конце вечера миссис Роджерс со смехом напомнила всем, как горевала
Изабель много-много лет тому назад, когда мать выкинула вонючее старое
одеяльце, под которым спал ее плюшевый медвежонок.
- Что же странного в том, что я горевала? - спросила Изабель.
- Ну конечно, ты вела себя нелепо. Несколько недель ходила с траурным
видом. Я даже сейчас не знаю, простила ли ты меня.
Рассказывая мне об этом, Изабель криво усмехнулась: "А знаешь, как это
ни смешно, но в каком-то смысле я так и не простила старую ведьму. Где-то
внутри меня сегодняшней, которой уже двадцать восемь, есть "я шестилетняя",
и эта маленькая особа до сих пор злится на мать за то, что она тогда
сделала".
По сравнению с обидами, которые наносят друг другу взрослые, детские
страдания Изабель выглядят сущим пустяком. Но с точки зрения ребенка, это
была настоящая трагедия, отголоски которой слышались даже через много лет.
Если тебе шесть лет, невозможно относиться к потере старого одеяльца так
благоразумно, как если бы тебе было уже шестьдесят.
Еще Изабель рассказала мне, как однажды, вернувшись из детского сада, с
гордостью показала матери нарисованный домик, а та довела ее до слез, ехидно
спросив: "Куда годится домик, в котором забыли сделать дверь? Как,
по-твоему, в него будут входить люди?"
Разве такая микроскопическая доза критики стоит того, чтобы из-за нее
рыдать? Но для шестилетней Изабель это была не просто критика, а символ
вечного пренебрежения ко всему, во что она вкладывала душу.
Можно представить себе, каким прочной защитной оболочкой обросла с тех
пор чувствительная натура Изабель, если теперь она спокойно выдерживает куда
более бурные ссоры с матерью, способна ввязаться в словесную перепалку с
лондонским таксистом, а если ее обзывают шлюхой, отвечает не менее хлестким
эпитетом - и при этом ухитряется сохранить лицо. И все-таки под этим
неуязвимым панцирем до сих пор саднят шрамы от давнишних обид -
смехотворных, если смотреть с высоты прожитых лет, но весьма серьезных,
когда речь идет не о толстокожем взрослом, а о ранимом ребенке.
Поэтому, хотя Изабель была за многое благодарна своим родителям и
искренне старалась не преувеличивать значение детских обид, ее впечатлений
оказалось достаточно, чтобы составить список под сакраментальным заголовком:

ЧЕГО Я НИКОГДА НЕ БУДУ ДЕЛАТЬ СО СВОИМИ ДЕТЬМИ

1) - Я никогда не стану заставлять их есть переваренную брокколи, -