"Ален де Боттон. Интимные подробности " - читать интересную книгу автора



Глава 4
КУХОННАЯ БИОГРАФИЯ

Изабель держала в холодильнике коробку шоколадных конфет -
рождественский подарок от ее американской тетушки. На коробке красовалась
надпись "Континентальный набор", и прибыла она, завернутая в серебристую
бумагу и перевязанная розовой лентой с бантом. Каждая конфета лежала в
отдельном углублении пластмассовой подложки.
Я жил относительно недалеко от Изабель, так что, когда ей понадобилось
уехать на неделю, она попросила меня заехать к ней, чтобы полить ее любимое
комнатное растение. Как оно называлось, я так никогда и не узнал, но Изабель
прозвала его Хватун, потому что острые кончики листьев загибались друг к
другу, напоминая клешни.
- Если захочешь что-нибудь взять из холодильника, не стесняйся. Все в
твоем распоряжении, - добавила она. И когда я приехал, чтобы выполнить свою
увлажнительную миссию, я поверил этим словам.
Впрочем, богатством выбора холодильник не радовал. Банка испанских
оливок, бутылка кетчупа, два яблока, морковка, упаковка какого-то лекарства
со строгой надписью "ТОЛЬКО ПО РЕЦЕПТУ!", баночка черничного джема, банка
тунца и наконец на третьей полке, неподалеку от молока, "Континентальный
набор".
Главным событием с внешней стороны холодильника был исторический
футбольный матч - поэтому, прежде чем полить Хватуна, я освободил из
ледяного заточения коробку конфет и уселся с ней перед телевизором. Я вовсе
не думал, что окажусь таким прожорливым; собственно, мне вполне хватило бы
одной или двух штук, если бы только игра не приняла столь трагический
оборот, а я не повел себя, как последний идиот. Когда я выключил телевизор
(моя любимая команда постыдно проиграла), количество конфет уменьшилось на
двенадцать. Я торопливо скатал кусочки фольги в шарики, бросил их на дно
мусорного ведра и разложил уцелевшие конфеты так, чтобы замаскировать
масштабы катастрофы. Мысль о Хватуне, который сиротливо стоял в углу, взывая
о стакане воды, даже не пришла мне в голову, уважаемые присяжные заседатели,
и я покинул квартиру, поглощенный исключительно неудачей английского
вратаря, не сумевшего отстоять честь нации.
- Он мертв! - вскричала Изабель, вернувшись домой; казалось, что даже
телефонный провод содрогается от ее горя.
- Кто? - спросил я, пытаясь вспомнить, какой из ее родственников мог
стать жертвой инфаркта.
- Хватун! Он умер от жажды!
- Прими мои соболезнования, - ответил я машинально, и только тут
осознал, что я натворил.
- Ты его не поливал, правда?
- Поливал, - сказал я (так убийца, пойманный с поличным, упорно
отрицает свою вину). - Да, поливал. Но стояла жара, страшная жара. Господи,
как же здесь было жарко, невероятно жарко. Я спал с открытыми окнами...
- Ты лжешь. Ты его не поливал, земля совершенно сухая. Лучше бы ты
сказал правду, я бы тебя простила, но вот ложь я ненавижу. Более того, ты не
выключил свет и съел все мои шоколадные конфеты.