"Ален Боске. Русская мать " - читать интересную книгу автора

выпуклый - словно перебарывает сильную робость. Я загородил тетке дорогу,
помолчал три секунды и сказал, чеканя слова:
- Кончина матери мне, сыну, облегченье.
Тетка смутилась. Сейчас, думаю, пожмет плечами, покачает головой или
погрозит пальцем. Я и сам смутился, и она, заметив это, резко обошла меня и
ушла молча. Войдя во вкус, я решил повторить маневр. Страшное заклинание
терзало и вызывало апокалиптические видения. Скорей высказать и выбросить,
на кого угодно свалить с себя тяжкий груз! Навстречу спешил прохожий в
дорогом пиджаке и шляпе, человек моих лет, усики аккуратные, походка
изящная. Я пробормотал, тщетно силясь скрыть неловкость:
- Прошу прощенья. Кончина матери...
- Извините, мсье, мне некогда.
Он мягко, но уверенно коснулся меня, отстраняя. Я вконец растерялся. На
той стороне стоял мальчонка лет пяти во взрослой кепке. Я перешел улицу и
схватил малыша за плечо:
- Кончина матери мне, сыну, облегченье.
Он посмотрел на меня удивленно-весело и протянул мне цветную стекляшку.
Я легонько дернул его за рукав толстой теплой курточки. Мальчик сказал
просто и тихо:
- Хочешь мятную карамельку? Мама болела на той неделе. Но папа сказал,
что мама не умрет.
Я немного успокоился. Слушать меня никто не желал. Значит, не
отделаться мне от собственных опусов. Я снова проклял свое воображение и
неистребимую тридцатилетнюю привычку превращать жизнь в слово. Зайти бы в
кафе пропустить стаканчик, позвонить приятелю, выслушать его жалобы. Но,
увы, от назойливого стишка спасу нет. Что есть, то есть: я сам себя наказал.
Я обратился к фактам: ты - восьмидесятисемилетняя старуха, сдаешь не по
дням, а по часам и, как пить дать, до весны не дотянешь. Я собрался с
мыслями, а главное, с силами. Что делать? Не раскисать, крепиться, держаться
с тобой строго и твердо. Воля и жесткость, жесткость и воля. И правильно я
прежде решил: рассечь тебя на старую и новую и тайно признаться себе, что ту
любил, а эту нет, что ты уже не похожа на мать и что ты мне не мать. Авось
этак я легче перенесу твою смерть.
Я мудрствовал лукаво и чувствовал, что не выдержу, разрыдаюсь или еще
что. Потому ускорил шаг и проговорил стишок озорно, нагловато и малость
насмешливо:
- Кончина мамочки сыночку утешенье.
Страдать на словах - не означает ли вызвать страдание на деле? И я
перестал раздумывать, что хорошо и что плохо. Что добро, что зло - хрен
редьки не слаще. На бульваре Капуцинок я остановился у нового кинематографа
и вошел: дрянной фильм авось развлечет, верней, извлечет меня из себя.
После стишка ты прожила еще четыре месяца.

Лом-Паланка, лето 1924

Вижу все очень ясно. Мы на Дунае, голубом, а еще зеленом, на болгарском
берегу, в Лом-Паланке. Белые кораблики то веселы, то ироничны: дунут дымком
сперва на киль и шлюпки, потом на деревья на пристани. Собираю гальку,
гладкую, желтую, приятную на ощупь. Ты велишь оставить две-три, остальное
бросить, не то порву карманы. Говоришь, что Дунай - река длинная, течет по