"Ален Боске. Русская мать " - читать интересную книгу автора

и холм за холмом. И в день, когда высшее командование решит высадиться
именно в моем секторе, я укажу ему все препятствия, а оно укажет командирам
батальонов. Ну чем я не боец среди бойцов? И чем я, техспец в четырех
стенах, хуже солдата на поле боя? То, что уничтожает он, указал я.
И хватит сентиментов. В прошлом году, в декабре, мне доверили
подготовку второго фронта. У меня несколько дипломов, американских и
английских. Учился в школе Ритчи в Мэриленде, в Северной Ирландии и в
Шотландии. Прошел курс подготовки. Военспец, кабинетная крыса - картограф
налетов. Поводырь пушечного мяса. И мясо уже не просто мясо, а с глазами,
благодаря мне и еще тремстам офицерам и унтер-офицерам, в центре Лондона
готовящим операцию. Ну, и кто я выхожу, герой или подлец? Имей я возможность
рассказать тебе все, ты, может, огорчилась бы, может, разрыдалась бы, может,
невольно б посочувствовала, то есть почувствовала бы все то же, что и я. И
я, может, и раздражался бы, но твоим пониманием был бы утешен. А тут, без
тебя, я из огня да в полымя. Временами горжусь, укрепляюсь мыслью, что
участвую в великом деле, усердно готовлю победу, а временами стыжусь, что
весь этот сбор сведений - мусор, а победят миллионы солдат, воюя с
миллионами других солдат, и победу в этой войне обеспечат сон, еда и тепло,
а не генштабовские посиделки теоретиков-паралитиков. От всех этих мыслей я
порой и вовсе то одушевляюсь, то отчаиваюсь, то мужаюсь, то падаю духом. Я
знаю, что высадка состоится в районе "Нептун" между последними числами мая и
серединой июня. Смотрю на карты и мысленно представляю первый бой. Рассвет.
В небе бомбардировщики. В море крейсеры и миноносцы. Медленный, методический
и неотвратимый флот. Мощные, как быки, суда и, как рыбки-невидимки, лодки
врежутся в нормандские пески, рассеяв на берегу трупы и красно-черно-зеленую
жижу. Мои видения меняются в зависимости от погодных условий. В день "Д"
небо мирное и потому благоприятствует военной буре и летучим громадам,
сцепленным, как бетховенские такты. Или небо само ураганно, и придавит, и
снизит полет крылатых монстров, чтоб тряслись, рвались, дырявили воздух и
воду и смешивали в тесноте горизонты с меридианами. А как там море? А море
глядит безмятежно и знай поплевывает на пляжный песочек. Или бушует в свое
удовольствие и норовит унести, опрокинуть, потопить парочку-троечку
кораблей, то есть тоже отметиться в мясорубке.
Хочу поделиться с тобой всем, что переживаю. Знаю, что, окажись ты
рядом, мой порыв поостыл бы. Но ближе тебя у меня никого нет. Ты сказала бы
слова утешения. Глупые, пустые, но действительно утешительные. Сказала бы
будь, сыночка, проще, следи за своим здоровьем, не переживай понапрасну.
Пять минут - и плевать мне на судьбы мира и на исход войны. А явлюсь я к
тебе, как снег на голову. Ты в голубом халате. Отец укутан в плед. На
несколько мгновений - общее потрясение и замешательство. Ты отвернулась
украдкой стереть слезу и справиться с волнением. Отец обнял меня
неестественно сдержанно и вышел, оставил нас, потому что знает, что ты
взволнованна много сильней. А ты не выберешь: возликовать от счастья или
зарыдать. И целуешь мне руки, словно благодаришь небеса, что сохранили нас.
Но потихоньку перенесешь благодарность на другое. Возблагодаришь простой
здравый смысл, охранитель всего и вся. Дашь мне тапочки и велишь расстегнуть
ремень, чтобы тело дышало. Заведешь разговор о том, как правильно питаться,
соблюдать гигиену, беречься от насморка и беречь нервы. Я обезоружен. Я и не
заикнусь о мировой бойне и об опасности, какой подвергаюсь. Твое военное
присутствие - замалчивание войны - самое действенное.