"Цвет крови" - читать интересную книгу автора (Беттини Марко)

Глава тринадцатая

Пролетел февраль, сухой и теплый, больше похожий на начало мая. Казалось, что зима сдалась без боя, и первые пятнадцать дней марта были вполне безоблачными, но затем, в преддверии весеннего равноденствия, резко похолодало. Ночью температура падала до ноля, а днем было не более четырех-пяти градусов. По утрам опять застелился туман, стекла машин запотевали, и на улицах вместо плащей вновь замелькали пуховики.

Эти причуды климата должны были помочь Мормино определить точное время смерти. Тело мужчины лежало на мокром цементном полу. Глаза и рот были наполовину прикрыты. Если бы шеф криминального отдела полиции не знал, как меняет смерть черты лица, то поклялся бы, что последнее чувство, испытанное этим человеком при жизни, — крайнее изумление.

Вокруг трупа суетились члены бригады Мормино. Руководил работой Прести. Два агента с пластиковыми мешками на ботинках производили измерения и время от времени включали пылесос. Мормино ценил их рвение, но понимал, что в настоящий момент они занимаются бесполезной работой. Место преступления уже истоптали люди, которые вызвали полицию, а вслед за ними — полицейский патруль, обнаруживший тело. При этом всем четверым агентам понадобилось пройти прямо к останкам. Наконец, — как обычно, слишком поздно, когда следов почти не осталось, — к делу была подключена криминальная полиция. Да и место преступления само по себе не способствовало сохранению улик.

Они находились посреди разрушенного индустриального комплекса, в строении, напоминавшем заброшенный магазин, которое, возможно, когда-то служило проходной. Вся площадь бывшей фабрики была обнесена высоким кирпичным забором. Чтобы добраться до помещения, в котором лежало тело, нужно было сначала пройти через железную дверь, затем еще с полсотни метров двигаться вдоль стены. Впрочем, строение располагалось слишком далеко от входа, чтобы служить проходной, и стояло особняком. В подобном месте легко убить человека.

В том, что это убийство, сомнений не возникало. Элегантное пальто на трупе было распахнуто, демонстрируя две дырки на груди. На пиджаке и рубашке виднелись брызги крови.

Убийца знал, как нужно стрелять. Он не ошибся, полагая, что сердце у человека находится слева, и всадил жертве пару пуль в самый центр груди. Пули прошили грудину, и сердце остановилось сразу. Мгновенная смерть, заключил Мормино. Даже зная, что первая пуля достигла цели, убийца для страховки произвел второй выстрел. Полицейский был почти убежден, что это заказное убийство.

В помещении было темно, как в выгребной яме. Агентам пришлось отодрать с окон бумагу и картон, чтобы впустить свет, после чего картина преступления предстала перед ними во всем омерзении.

Комната метров тридцать в длину и пятнадцать в ширину была почти пуста, лишь два стула стояли у стены напротив входа. Цементный пол, разбитые стекла, полное отсутствие мебели, железная дверь, одна из боковых стен вклинивается во внешнюю ограду.

Скорее всего, снаружи никто не слышал выстрелов. В этой зоне и так нечасто встретишь прохожего, и уж тем более ночью, да еще в такой собачий холод. Мормино попытался представить себе встречу жертвы и палача. Зачем они пришли туда поздней ночью? Убитый вряд ли был глупцом, однако явно не ожидал, что станет мишенью. Он должен был встретиться там с кем-то наедине, без свидетелей, но на место встречи явился наемный убийца, который знал, что останется незамеченным. Благодаря доверчивости жертвы он мог действовать без помех.

Тут Мормино вспомнил, что на заброшенной фабрике должно быть полно бездомных. Однако найти среди них свидетелей будет нелегко. Люди, живущие в убогих бараках и не имеющие ни паспорта, ни даже своего лица, меньше всего жаждут общения с полицией. Ночью все кошки серы. Хотя в том случае, если убийца работал без глушителя, они, возможно, и слышали выстрелы. Гильз на месте не было — еще один признак того, что действовал профессионал.

Орудием преступления, скорее всего, служил пистолет с сеткой для сбора гильз. Судя по небольшим пулевым отверстиям, предположил полицейский, — 7,65 калибра. Когда пули вынут из тела, станет ясно, использовал ли убийца глушитель. Если да, то сомнений не останется — убийство заказное. Вероятность найти убийцу на основании доказательств — нулевая, найти заказчика — еще меньше.

Но Мормино и люди из его бригады уже подозревали, что основная проблема кроется в другом. В связи с личностью убитого возникли новые неразрешимые загадки. После жертвоприношения Лукмана прошло четыре месяца, после поджога гипермаркета и смерти юного тунисца — три, и чуть более двух месяцев прошло со дня самоубийства Джованни Дзуккини и стычек полиции с мусульманскими демонстрантами. И именно сейчас полицейский стоял у тела человека, которого он меньше всего хотел видеть убитым.

Заркаф Аль Бедуджи, дядя Лукмана, богатый торговец, друг главного муллы, человек, влияние которого признавала вся арабская община. Мормино подумал, что в действительности соплеменники Заркафа не так уж уважали этого мясника. Однако смерть могла вознести его на невиданный пьедестал и вновь разжечь костер вражды, который он старался погасить при жизни.

Огромная полая игла пересекла подвздошную область и устремилась к мочевому пузырю. Затем хирург вставил в патрон тонкую металлическую трубку и проверил, хорошо ли она закреплена. Катетер, вставленный таким образом, позволяет контролировать выделение мочи во время операции. Если бы возникли затруднения — это означало бы, что медики столкнулись с серьезными проблемами. С согласия Марко, который сейчас лежал на правом боку на операционном столе, ему решили экспортировать левую почку, так как с этой стороны почечная вена была наиболее длинной.

Главный хирург совершил первый надрез — вверх от лобка до нижнего ребра. Открылась кожа и мускулы. Кишки в брыжейке отвели в сторону, чтобы освободить дорогу к почке. Затем часть нижнего ребра была удалена, чтобы высвободить больше места для работы. Почку осторожно отделили от обволакивающего ее жира. Хирурги работали очень аккуратно, чтобы изолировать мочеточник. С целью свести к минимуму манипуляции с органом они окружили почку нитяной сеткой, так, чтобы не прикасаться к ней руками. Исследовав область между жировой тканью и капсулой почки, они изолировали вену и артерию, выходящие из почки. Высвободив орган, врачи сначала перекрыли вены зажимами и хирургическими пинцетами, затем перерезали артерию, вену и мочеточник, стараясь сохранить достаточное пространство у почки, чтобы облегчить впоследствии наложение швов. Потом почку, упакованную в нитяной мешок, изъяли у Марко навсегда. Настала очередь наложения швов. Ловкие руки приладили внутренние ткани и принялись делать первые стежки. Тем временем почка была вымыта в охлажденном физиологическом растворе и помещена в холодильник в специальном закрытом пакете с физраствором, который позволял сохранить все ее свойства.

Доктор Касти, ассистировавший во время операции, был в целом доволен работой коллег. Его присутствие в операционной представляло собой исключение. После инцидента с Туррини нефролог больше не хотел подвергать себя риску, становясь нежелательным свидетелем, однако случай братьев Камби заставил его изменить этому правилу. Сейчас он просто наблюдал за коллегами, пока они мыли почку. Цвет органа был совсем не похож на тот, какой медики и студенты видят в анатомических залах или на восковых манекенах.

Касти мысленно вернулся к рисункам. Почку обычно изображают темной, коричневатой, хотя ее оттенок чуть светлее, чем у печени. А изъятый у Марко орган, очищенный от крови, был скорее беловатый и напоминал цветом мутный желатин. Коричневый оттенок органу придавала кровь. На самом деле почка не коричневая, не серая и не красная. Она нейтральна по цветовой гамме, и окрашивает ее только цвет крови — цвет нашей жизни.

В то время как одна команда хирургов накладывала швы Марко, другая бригада в соседнем операционном зале начала колдовать над Лукой. Почка брата должна быть имплантирована в его подвздошную область, с правой стороны паха, рядом с дефектной почкой. Обследования показали, что там для нее достаточно места.

Главный хирург произвел справа надрез в виде полумесяца, а затем начал разделять ткани и кишки. Проникнув внутрь брюшной полости и отодвинув мочевой пузырь, он нашел скрытую под ним вену и подвздошную артерию.

Сейчас врачи работали над тем, чтобы изолировать оба главных сосуда, к которым должны были «подключить» вену и артерию донорского органа. Почка Марко была извлечена из пакета с физраствором и закреплена в мешочке, сформированном из ткани. Ее нельзя было лишний раз трогать руками, чтобы не нагреть.

Затем хирурги закрепили зажимы и сделали продольный надрез, совместив подвздошную артерию Луки с почечной артерией Марко. Сшив артерии, они повторили ту же операцию, соединив вены.

Закончив процедуру, врачи сняли зажимы и на стерильной салфетке положили почку на живот Луки. Через несколько минут в мочеточник стала поступать моча. Подтвердив таким образом перфузию и работоспособность почки, хирурги снова заблокировали почечную вену и артерию зажимами, перекрыв доступ крови. После этого, сделав надрез в лобковой зоне, врачи открыли мочевой пузырь, предварительно заполненный жидкостью с антибиотиком. Повторив надрез чуть выше, они уложили в него мочеточник.

Закончив наложение швов, медики убрали зажимы с вены и почечной артерии. Почка заново наполнилась кровью и начала функционировать. В этот момент главный хирург аккуратно поместил почку Марко на ее новое место, и она скрылась во внутренностях Луки. Операционная бригада довершила работу, сшив ткани, мускулы и кожу.

Лука и Марко были готовы к началу новой жизни.

Проникнув сквозь веки, свет резко ударил ему в еще закрытые глаза. После секундной паники он овладел собой. Тело онемело. Различался только свет и какие-то тени. Может быть, он ослеп? Внезапно свет исчез, точно так же, как появился, и уступил место полной темноте.

В этот момент он понял, что его глаза все еще закрыты, и попытался приподнять веки. Тут чья-то заботливая рука нежно погладила ему лоб и лицо, и он замер. Напрасно прождав, что ласка повторится снова, Марко наконец открыл глаза.

Прямо перед ним, где-то высоко-высоко, плыл потолок. С трудом повернув голову налево, он натолкнулся взглядом на стену, выкрашенную в белый и мышиный цвета. Это абсурдное сочетание соответствовало обстановке. Он вспомнил, что находится на больничной койке.

Марко медленно повернул голову направо: к монитору тянулись провода, выходящие из его груди, у правой руки стояла капельница. На кровати, стоящей рядом, из-за капельницы было видно неподвижное лицо Луки.

Над головой брата белело какое-то пятно с неясными очертаниями. Изображение постепенно стало более четким, и Марко понял, что это Клаудия склонилась над Лукой, чтобы убедиться, что тот дышит ровно. Она гладила лицо мужа, медленно проводя рукой по губам и скулам, словно порываясь его поцеловать.

Но прежде, чем Марко снова успел почувствовать себя лишним, Клаудия обернулась и обнаружила, что он проснулся. Ее лицо озарила улыбка, и Марко спросил себя: быть может, он отдал Луке почку только для того, чтобы увидеть эту ее улыбку? Внезапно левый бок пронзила острая боль.

— Эй, как ты? — вполголоса спросила Клаудия.

— Надеюсь, неплохо.

— Ты очень страдал и жаловался, — сказала она. — Но медсестра объяснила, что это нормально. Лука же, наоборот, все время был спокоен.

— Я говорил что-нибудь? — спросил Марко.

— Да нет, ничего особенного, — ответила Клаудия. — Смысл понять было нельзя.

— Наверно, это последствия анестезии.

— Может быть, — успокоила его Клаудия. — Хочешь пить?

— Да, немного воды.

Клаудия налила воду из голубой бутылки, стоящей на тумбочке у кровати Луки, в пластиковый стакан и протянула его Марко, который стал жадно пить.

Глухая боль в боку помогла ему вернуться к реальности и ощутить размеры палаты. В комнате было две кровати. Клаудия тонула в зеленом хирургическом халате, доходящем ей до пят. Волосы она убрала под шапочку, на ногах были бахилы.

Лицо женщины наполовину скрывала маска, которую она приспустила, чтобы можно было разговаривать. Внезапно вспомнив о маске, она снова натянула ее на рот. К каждому пациенту мог быть допущен только один посетитель. Клаудия присматривала за ними обоими.

Жалюзи были опущены, и в палате царил полумрак. Марко спросил у невестки, который час. Оказалось, что дело близится к вечеру, и он удивился, что проспал так долго. Вспомнив о луче, который его разбудил, Марко подумал, что, наверное, кто-то на мгновение зажег свет.

Он снова взглянул на Клаудию, которая сидела у постели мужа. Она смотрела на Луку не отрываясь, наблюдая за его реакциями, капельницей и монитором. По ее позе было понятно, что она думает только о нем.

Внезапно Клаудия захлопотала около мужа, который начал двигать головой. Потом она повернулась к Марко, пробормотав сквозь маску, что надо приготовить напитки, и вышла из комнаты. Звук закрывающейся двери послужил Луке сигналом, он стал поворачивать голову на подушке.

Движения головы, независимые от желания тела, все еще находящегося под анестезией, помогли ему прийти в себя. К горлу подступили боль и тошнота, гулко застучало в висках. Он попытался сдержать тошноту и окончательно проснулся. Когда Лука открыл глаза, ему показалось, что в зрачки попало сотни иголок или песчинок. Он перевел дыхание, чтобы успокоиться. Сделав три глубоких вдоха, Лука еще раз шевельнул головой и наконец разглядел рядом с собой лицо человека, внимательно наблюдавшего за ним. Еще до того, как зрение пришло в норму, он узнал брата.

— Как жизнь? — спросил Марко.

— Вроде ничего, а у тебя?

— Тоже неплохо.

Прошло секунд тридцать, затем Лука, глядя в потолок, произнес:

— Спасибо.

Прокурор Маттеуцци считал, что основную проблему составляют газеты. Паоло Мормино видел ее в найденном трупе Заркафа. Шефу оперативной бригады, Маттео Бергонцони, не давал покоя главный прокурор Маттеуцци. Впрочем, Бергонцони провел бы расследование так, как этого хочет прокурор, но для этого ему нужны были четкие указания. Капитан Кау оказался в этом деле «за бортом», так как расследование убийства Заркафа взяло на себя полицейское управление, для которого проблемой стал Дзуккини. Неонацист, погибший с ярлыком убийцы, мог в один миг превратиться в мученика.

Чрезвычайная ситуация обострялась еще и тем, что сейчас они все вместе находились в полицейском управлении, а именно в кабинете шефа оперативно-розыскной бригады. Встреча с журналистами была назначена в резиденции полиции, чтобы подчеркнуть, кто в настоящий момент ведет следствие. Прокурор и шеф оперативной бригады специально для этого поменялись местами. Бергонцони уступил свое кресло прокурору, а сам примостился на деревянной табуретке. На второе кресло сел Мормино, в то время как Кау остался стоять, проявляя явные признаки нетерпения.

— На какое время назначена пресс-конференция? — спросил Маттеуцци у Кау с рассеянным видом.

— На шесть часов, через час.

— А, через час. Хорошо. Господа, я внимательно выслушал все ваши доводы. — Бергонцони подумал, что прокурор начинает свою речь так, будто твердо решил пренебречь мнением своих коллег. — Так вот, ни у кого из вас не должно оставаться сомнений в том, что дядя и племянник были убиты при абсолютно разных обстоятельствах. Молодого человека с варварским ожесточением растерзали — я не побоюсь этого слова, — а его дядя был хладнокровно убит. С одной стороны — экзекуция, а с другой — трезвый расчет. Почти мистический ритуал и устранение конкурента. Все сказанное выше касается также использованного оружия и наводит на мысль о том, что исполнители убийств друг с другом никак не связаны.

— Однако есть единственное совпадение, — попробовал возразить Мормино, тут же испепеленный взглядом Бергонцони, готовым во всем согласиться с прокурором. Со стороны Мормино было по меньшей мере глупо вступать в спор с начальством. Так он может распроститься с мечтами об успешной карьере.

— Да, завтра об этом раструбят все газеты, — продолжил Маттеуцци. — Впрочем, согласитесь, что прямой связи здесь не прослеживается. Более того, я бы сказал, что единственная связующая нить — это то, что они родственники.

— Почему? — не выдержал Бергонцони.

— Мы должны установить, куда ведут следы наркотрафика, в который был вовлечен Заркаф. Обнаружив, кто стоит за его спиной, мы найдем убийц. Скорее всего, это влиятельные и опасные люди, криминальные авторитеты.

— Да, но разве эти люди, — вмешался в разговор Кау, — не могли выпотрошить Лукмана? Хотя бы в качестве предостережения его дядюшке, который не хотел с ними считаться?

— Маловероятно, — суммировал Маттеуцци. — Если только все ваши доказательства по делу Дзуккини не являются фальшивкой. Что вы скажете по поводу пятен крови на покрывале?

Кау пожал плечами.

— Пятна крови на нем принадлежат Лукману, — уточнил он.

— А что скажете вы? — обратился прокурор к Мормино.

— Пятна крови на покрывале принадлежат Лукману, но нам неизвестно, как именно это покрывало попало в гараж Дзуккини.

— Так узнайте же это, господин заместитель начальника полиции, — возмутился Маттеуцци. — Сейчас я попробую представить свою версию происшедшего. Кто-то хочет до смерти напугать господина Заркафа, и из-за этого гибнет его племянник-наркоман. Им недостаточно было просто убить молодого человека: они надругались над его телом и сбросили его в шахту. Послание дядюшке было ясным, но тот не пожелал ему внимать. Затем наш убийца проникает в дом Джованни Дзуккини и прячет в его гараже покрывало с пятнами крови Лукмана. Нам удается выйти на след Дзуккини, что, безусловно, играет на руку нашим противникам. Во время своего визита полицейские застают Джованни в тот момент, когда тот насилует девушку. Кроме того, на его вилле обнаруживают расистские листовки, набор театрального реквизита и банки со взрывчатыми веществами. В ночь поджога гипермаркета он был там вместе с членами своей банды. Когда Дзуккини указывают на происхождение пятен крови на покрывале, он решает покончить с собой. Да, нашему убийце удается выйти сухим из воды. Его мотивы, впрочем, неясны, если он хотел всего лишь запугать Заркафа… С тех пор проходит три месяца, но Заркаф по-прежнему считает себя неуязвимым и не желает ему подчиняться. Предположим, что заказчик — какой-нибудь крупный делец, наркобарон. Потеряв терпение, он наконец просто нанимает убийцу и избавляется от Заркафа. Приемлемая версия? Однако в ней остается слишком много загадок. Например, зачем надо было вскрывать тело Лукмана и перевозить его в шахту? Разве недостаточно было убить его? Зачем понадобилось подставлять Дзуккини? Кто сдал нам его и кто поджег гипермаркет? Ведь мы вышли на него только при помощи секретных служб. Почему Джованни повесился в камере, если он был невиновен? Поверьте мне, господин заместитель начальника полиции, если убийца один и тот же человек, его поступки абсурдны. Даже за самой сложной загадкой скрываются порой очевидные факты, и вы должны это знать гораздо лучше меня. Порой докопаться до истины очень трудно, но она где-то рядом.

Мормино ничего на это не ответил. Маттеуцци был прав. Если предположить, что эти убийства как-то связаны между собой, то их исполнитель — безумец. Он оглянулся в сторону Бергонцони, а затем перевел взгляд на Кау. Шеф оперативной бригады был доволен собой. Маттеуцци дал ему зеленый свет. Лицо капитана, напротив, было мрачнее тучи. Судя по всему, его терзали какие-то сомнения.

Мормино понимал, что мысль об ошибочном аресте не дает капитану покоя. Сам он не слышал, какими фразами Кау и Дзуккини обменялись на допросе. Однако доказательства, найденные на вилле, бесспорно говорили о вине Джованни.

Прокурор закончил свою репетицию перед выступлением на публике. Логика и найденные улики подтверждали его гипотезу. Маттеуцци позволил себе улыбнуться: журналисты не будут больше совать нос не в свои дела, а исламская община, после урока, полученного на площади, впредь будет осмотрительнее. Прокурор поднялся с кресла и пригласил Кау и Бергонцони следовать за ним. Мормино остался в кабинете.

— Теперь мы можем выйти к журналистам.

Он перелистывал и перечитывал старые отчеты: результаты аутопсии, некоторые заметки, сделанные им в предыдущие месяцы. И ощущал внутри пустоту. Да, прокурор прав в своих рассуждениях о двух убийцах, тем более что ему нужно как-то оправдать действия уголовной полиции. В противном случае под сомнением будет вся работа Де Сантиса и капитана Кау. Но Мормино полностью не убедили его доводы. Да, Дзуккини виновен, в этом сомнений нет… Однако почему сначала был убит племянник и только затем дядюшка? Все должно соединиться в одну цепочку, и даже если исполнители были разные — должен же существовать какой-то единый мотив?

Конечно, разница в характере преступлений смущает. И интуиция здесь бессильна. В любом случае, пусть убийц двое — Дзуккини и кто-то еще, нужно выяснить, что же их объединяло. Какова причина убийства? Из всех документов, в данный момент имеющихся у него под рукой на столе в гостиной, Паоло выбрал фотографию, сделанную в подвале больницы, и отчеты своего коллеги, Андреа Сураче, касающиеся нигерийских проституток. Вот что может каким-то образом пролить свет на связь Лукмана с Дзуккини и вывести на заказчиков убийства Заркафа. Мормино поднял трубку и набрал номер Сураче. Обычно вне работы они не встречались. Сураче являлся сотрудником оперативно-розыскной бригады. Трубку подняли после третьего гудка.

— Сураче слушает.

— Здравствуй, это Мормино.

— Чем обязан?

— Извини, если помешал…

— Да нет, ничего.

— Передо мной сейчас лежат твои отчеты о допросах нигерийских проституток, подружек Лукмана, помнишь? Того самого араба-наркомана из шахты…

— Конечно, помню. Но это дело закрыто. Вернее, расследование и не проводили вовсе.

— Я в курсе, — остановил его Мормино, не желающий вступать в конфликт с Бергонцони и членами его группы. — Послушай, я получил рапорт полиции нравов об одной из этих цыпочек, Марии Идову. И теперь мне нужно сравнить фотографии, чтобы увидеть, та ли это женщина, которая замешана в одном деле…

— Что, педофилия? — сострил Сураче.

— Я не могу об этом рассказывать, — увернулся Мормино. — Хотелось бы только знать, где ее можно найти…

— Разве в моем рапорте не указан адрес?

— Да нет, указан, конечно, но…

— Что тебя смущает?

— Мне ни к чему заявляться в этот дом с кучей полицейских, и я вовсе не собираюсь ее арестовывать.

— Хочешь узнать, как с ней встретиться тет-а-тет?

— Да, что-то в этом роде…

— Сам я не говорил с ней. Мне хватило сведений, полученных от двух других проституток.

— А кто она такая? — решил уточнить Мормино, который из отчета понял только, что все они жили вместе и что Мария была подружкой Лукмана, если можно это так назвать.

— Она — мадам.

— То есть остальные работали на нее?

— Да, так делается всегда.

— Каким образом?

— Мадам подготавливает базу в Италии: находит квартиру и вербует себе нескольких девушек. Они приезжают сюда, и здесь их начинают шантажировать: девушки должны сразу же вернуть мадам деньги, которые она в них вложила. А затем они обязаны внести мадам квартплату. Если они влезают в долги, могут тотчас отправляться обратно в Нигерию.

— А если откажутся?

— Побои, угрозы, изнасилования. Это кого хочешь убедит. Те две шлюхи, с которыми я общался, довольно милые. Правда, говорили они на смеси нигерийского с английским, но понять их было можно. Мне даже предложили бесплатно потрахаться, но я отказался.

— Испугался СПИДа? — Мормино вспомнил, что Сураче разрешил нигерийкам не подписывать показания. Странное попустительство со стороны полицейского, который может оказать на цветных проституток любое давление, даже если у них все в порядке с видом на жительство.

— Да какой там СПИД! Тебе натянут презерватив прежде, чем стащат штаны. Просто я уже не в том возрасте, чтобы этим интересоваться.

— Так где я смогу найти мадам?

— По ночам она время от времени появляется на улочках вдали от центра, за окружной, там, где работают африканки. Опасное место, все прямо под открытым небом. Она ходит контролировать девочек. Если захочешь ее найти, тебе понадобится фотография. Откровенно говоря, это не так-то просто.

Мормино показалось, что последние фразы агент произнес тоном следователя. Он не был близко знаком с Сураче, но это ему не понравилось.

— Фотография лежит передо мной.

— Судя по рассказам девочек, она сама сейчас не работает. Живет на ренту.

— Хорошо, я все понял. Спасибо за ценные сведения.

— Да не за что.

Мормино повесил трубку, затем снова взял ее в руки и набрал другой номер. Но тут же остановился. Нет, звонить из дому нельзя. Он надел куртку потеплее, вышел на улицу и направился в центр. Было уже темно, но фонари освещали только главные улицы. Он свернул в одну из тех улочек, что сохранили свой облик со времен Римской империи. Электрические лампочки освещали мостовую из порфира. Полицейский зашел в первый попавшийся бар со знаком таксофона. За стойкой стояла молодая симпатичная официантка.

— Телефон работает только по карточке? — уточнил он.

— Нет, монеты он тоже принимает. Вам разменять?

— Нет, спасибо.

— Аппарат вон там, в глубине. — Она показала рукой в угол напротив туалета.

Мормино добрался до телефона, бросил несколько монет и набрал номер мобильника.

— Привет, это я. Извини, что так поздно. Я сейчас в баре. Мне необходимо тебя увидеть.

В ответ напряженно прозвучал голос Марко:

— Я в больнице.

— Извини. Что-нибудь серьезное?

— Нет, операция была плановая, но мне придется пробыть тут еще несколько дней. Встретимся позже?

— Это очень важно.

— Хорошо, увидимся завтра утром, хоть это и рискованно. У меня кое-что есть для тебя. Ты веришь в совпадения?

— Скажи, в каком ты отделении?

— В нефрологии. Назови мою фамилию охраннику. Завтра меня переведут в другую палату. Тебе скажут, куда именно, я еще не знаю.

— С тобой лежит кто-то еще?

— Если ничего не случится, я должен быть один.

— Тогда до завтра.

— До завтра.

Больница вызвала у Мормино приступ раздражения. Переполненная, можно сказать — битком набитая, она в этот холодный туманный день ассоциировалась у него с емкостью, наполненной кусочками льда. К тому же он тут слишком многих знал: врачей, медсестер, служащих. Вон с теми сотрудниками он расследовал случаи некрофилии, затем снова встречался с ними, когда родственники умерших подали иск в суд на трех врачей по поводу врачебной ошибки. Те трое были уволены с работы.

Мормино рассчитывал затеряться в утренней сутолоке и проскочить незамеченным. Приподняв воротник пальто и следуя за указателями, он направился к отделению нефрологии. Войдя через главный вход, полицейский обнаружил, что у стойки охраны толпится народ. Мормино отошел в сторону, пережидая, пока толпа схлынет. Наконец последний посетитель был направлен в нужное ему отделение, и полицейский спросил у администратора, где находится Марко Камби, уточнив, что сегодня утром его должны были перевести в другую палату. Охранник посмотрел в компьютер.

— Да, его сегодня уже перевели из реанимации. Второй этаж, мужское отделение направо, палата четырнадцать.

Мормино смутился. Он подумал, что слишком увлекся расследованием и забыл обо всем на свете. Можно ли Марко разговаривать? Когда Паоло позвонил приятелю по телефону и назначил встречу, он не догадывался, что тот находится в реанимации, и сейчас это известие его ошеломило.

Паоло только хотел все узнать о фотографии. Возможно, это поможет ему найти убийцу и закрыть дело, застопорившееся со смертью Дзуккини.

Мормино, постучавшись, вошел в палату. Марко показался ему подавленным. Паоло не догадывался, что разочарованное выражение на лице Марко вызвано отсутствием Клаудии, которая еще не появлялась здесь, видимо целиком погрузившись в заботы о муже. Мормино счел необходимым извиниться.

— Привет, как ты? Если не можешь говорить, я пойду…

— Подожди, — остановил его Марко. — Я рад тебя видеть. После самоубийства Дзуккини мы даже не перезванивались.

— Я знаю, но меня завалили работой.

— Да ладно, я прекрасно все понимаю. Присаживайся.

Марко показал рукой на место у своей кровати.

— Что с тобой случилось? — спросил Мормино.

— У меня вырезали почку.

— Зачем?

— Она была нужна моему брату. — Голос Марко выдал его волнение.

Мормино замер с открытым ртом. Они не были настолько близкими друзьями, чтобы Марко стал рассказывать ему о подобных вещах. Да и теперь он сделал это только потому, что Мормино застал его в минуту слабости. Голос журналиста заставил Паоло встряхнуться.

— Докладывай, с чем пожаловал? Какие новости?

— Сколько времени ты уже находишься в изоляции и не читаешь газет?

— Два дня. Но это небольшая жертва. Я не слишком-то стремлюсь выйти отсюда.

— А я думал, тебе нравится твоя работа.

— Они вышвырнули меня вон. Я был настолько глуп, что попался на их удочку.

— Что произошло?

— Главный редактор снял меня с должности репортера и отправил в отдел региональных новостей, иными словами, меня снова пригвоздили к письменному столу.

— Чем же ты вызвал их недовольство?

— Предполагаю, что мое место стало наградой нужному им человеку за проявленную покладистость. Став репортером, я вышел из редакционного комитета. Через месяц после снятия меня с должности ее отдали Анджело Гоцци, подписавшему с ними удобное для них соглашение.

— Отличная история. Внушает оптимизм.

— Но ты же здесь не для того, чтобы выслушивать мои жалобы.

Мормино слегка покраснел. Он добивается помощи от человека, который, оказывается, чтобы помочь брату, только что перенес тяжелую операцию и не хочет больше слышать о расследованиях и убийствах.

— Они убили Заркафа. Двумя выстрелами в грудь. Вчера утром его тело нашли на заброшенной фабрике позади железнодорожной станции. Убийство явно заказное.

— Эта фабрика со всех сторон окружена кирпичной стеной? А внутри, за стеной, тянутся бараки?

— Да, ты знаешь это место?

— Любопытно. У меня была там с Заркафом встреча. Перед Рождеством. Честно говоря, ужасное место.

— Тебе угрожали?

— Нет, но мы разговаривали в одном из строений практически в темноте. Когда фабрика еще работала, там, возможно, была проходная.

— Тело обнаружили именно там.

— Наш разговор был корректным, но угроза в нем все же прозвучала. Он дал мне понять, что моя жизнь в его руках. Как будто он там господин и повелитель. Вернувшись домой, я записал наш разговор, слово в слово. По крайней мере все, что запомнил. Блокнот сейчас при мне. Я не знаю, зачем я взял его с собой в больницу. Не думал, что это дело снова откроют.

— Нет. Они завели новое дело.

— И кто же его убил?

Мормино пожал плечами:

— Уж точно не я.

— Боитесь, что все начнется снова?

— Стычки на улицах? Не думаю. Ситуация изменилась. Араба убил неонацист, а затем погиб сам.

— Но ты в это не веришь?

— Я чувствую, что между двумя убийствами есть какая-то связь, но пока не пойму какая. Быть может, тут поможет твоя фотография.

— Но тебе не удалось ничего извлечь из нее.

— С тех пор прошло три месяца, — уклончиво ответил Мормино.

— И ты выяснил что-то новое?

— Мне удалось провести кое-какие параллели. Конечно, это всего лишь гипотеза, но вполне достоверная.

— И кто же эти наши наркоманы на фото?

— Лукман и Дзуккини.

Марко задумался. Лукман и Дзуккини. Да, в декабре двухтысячного года это стало бы сенсацией. Только с тех пор прошел почти целый век, и кончается март две тысячи первого года. Теперь ему уже не до страшных историй, все это без толку.

— Лукман и Дзуккини, — эхом повторил он в пустоту.

— Да. Я уверен, что Лукмана убил Дзуккини, но не могу понять, кто же расправился с Заркафом.

— Быть может, никакой связи тут нет?

— Должна быть.

— Ты слишком поддаешься эмоциям. А где же железная логика следователя? Факты, факты прежде всего.

— И что говорят нам факты? Что Лукман и Дзуккини знали друг друга — они передавали наркотики в больничном подвале. Но при чем тут Заркаф?

— Он контролировал наркотрафик. Что-то не поделил с одним из напарников, и тот его заказал.

— Да, вероятно. В таком случае торговля наркотиками — вот что связывает оба убийства.

— Решение найдено.

— Тебя это убедило? — спросил Мормино.

— Звучит убедительно. Заркаф производил впечатление сильного человека. У влиятельных людей — влиятельные враги.

— Мы у цели. Как ты достал фотографию?

Мормино колебался, прежде чем задать этот вопрос. В нем и заключалась главная цель визита. Если он узнает, при каких обстоятельствах была сделана фотография, возможно, ему удастся вскрыть более глубокие связи между Лукманом и Дзуккини.

— Если я скажу тебе это, то предам своего информатора. Могу только гарантировать, что следствию эти сведения не помогут.

— Ты можешь хотя бы сказать мне: тот, кто сделал фото, лично знал Лукмана и Дзуккини?

— Нет, абсолютно исключено. Минутку, у меня кое-что есть для тебя. Передай мне черную сумку, ту, что стоит у шкафа.

Мормино поднялся и подал другу сумку. Марко извлек из нее блокнот и протянул Паоло.

— Держи. Это мой отчет о встрече с Заркафом и о том, что этому предшествовало. Рождественским утром у нас была встреча в том самом помещении, где обнаружили тело. К сожалению, дать показания на следствии я не смогу.

Шеф криминального отдела сунул блокнот под мышку.

— Не знаю, как тебя благодарить. Я имел нахальство заявиться в больницу, напрягать тебя, расспрашивать…

— Ничего страшного. Мне было даже приятно. Но знаешь, я больше не хочу в этом участвовать, никогда.

— А жаль.

— Ты тут ни при чем, наоборот. Спасибо за новости.

Мормино решил, что пора откланяться. Прощаясь с другом, он заметил горькую складку у его губ. Паоло догадался, что Марко отдал брату почку в стремлении обрести душевное равновесие, но так пока и не пришел к миру с самим собой.

Полицейский вышел из больницы, коря себя за бестактность, ведь он приставал к человеку, находящемуся в тяжелом состоянии, только ради того, чтобы получить от него информацию и хотя бы на миллиметр приблизиться к разгадке тайны убийства дяди и племянника. Чем дальше в лес, тем больше дров. Он попытался успокоиться и переложил во внутренний карман куртки блокнот Марко.