"Игорь Боровиков. Час волка на берегу Лаврентий Палыча " - читать интересную книгу автора

Максимюку эту мысль выразил. Думал, Алька будет надо мной издеваться.
Он же отхлебнул винца и говорит.
- Все может быть. Мы ведь знаем о жизни, смерти и вообще об окружающем
нас мире столько же, сколько знает таракан, живущий за шкафом в квартире на
пятом этаже о планировке дома и окружающих его улиц.
С тех пор я в этой мысли и убедился. Даже сейчас в сем убеждении спать
иду. Вот только сначала ткну мышкой в кнопку "send", что слева от меня на
экране, и отправлю тебе свою графоманию, раз уверяешь, что тебе все это,
действительно, интересно.
Монреаль, 13 июня 2000

Благодарю тебя, Александр Лазаревич, за столь быстрый ответ.
Спасибо, что вообще читаешь мои пьяные бредни, а то, ведь, все
оставшиеся в Москве и Питере друзья, вспоминают обо мне исключительно, когда
я туда приезжаю, и то только в первые дни. На мои же бесконечные письма
практически никто не отвечает. Мало того, как я давно понял, они их даже и
не читают, Что, в общем-то, объяснимо. Жизнь у вас там такая, Шурик! Это я
здесь в Канаде жируя, графоманствовать могу от скуки, дурью маяться, а в
России-то народу крутиться надо, чтобы выжить. Вот все и крутятся.
А тебе, как и мне, выживать не нужно. Мы просто живем. Я на велфере, ты
на пенсии, да еще при этом твой новый русский сын тебя полностью
обеспечивает. Квартиру, вот, в Москве купил, Интернет безлимитный поставил и
оплачивает. Таким образом, оказался ты, старина, единственным
корреспондентом, который мои письма не только внимательно читает, но тут же
отвечает на них с такими интересными и обширными комментариями.
Вот и сегодня изучил я твое электронное послание про море зелени и
сирени на Воробьевых горах, про божественные небеса заката над
Химкинским водохранилищем, что ты наблюдаешь со своего семнадцатого
этажа, и тоска меня загрызла. Я, ведь, Шурик, уже давно понял, что большого
маху дал, уехав-то. И завистью исходил, твою е-мелю читая.
Правда, чувство мое - чисто белое, и я всячески мечтаю, чтобы Россия
цвела и процветала, как Одесса в знаменитой песне: "Эх Одесса, цвети и
процветай!" И чтоб ты, твой сын, как и все мои друзья, цвели бы и процветали
вместе с нашей прекрасной и великой страной.
Увы, далеко не все так мыслят среди эмигрантской братии.
Последний раз ездили мы с женой и дочкой в Нью-Йорк на встречу
двухтысячного года. А там живут мои очень близкие друзья Гриша и
Лена Меклеры. Когда-то в далекие семидесятые, совсем в другой жизни
обитал я в московских Вешняках, где они были в течение почти 10 лет соседями
по лестничной площадке и моими главными собутыльниками.
Таковыми они и сейчас являются в те дни, когда в Нью-Йорк приезжаю.
В самом конце декабря Ленуля водила нас по ночному Манхеттену, и мы с
ней, словно в старое доброе время, втихаря пили из горла. Я же ей взахлеб
рассказывал, как мне все нравится в России, когда туда приезжаю. И тут,
вдруг, впервые в жизни почувствовал в Ленуле абсолютно железобетонную стену,
от которой мои московские восторги просто отлетали, как теннистные мячики,
чего ранее не случалось никогда, ибо та всегда была открыта для восприятия
любых впечатлений и мнений. Но на сей раз оказалась Ленка абсолютно
неспособной даже представить, что кому-то у нас на Родине может быть хорошо,
а уж тем более, что там хорошо может быть очень многим.