"Игорь Боровиков. Час волка на берегу Лаврентий Палыча " - читать интересную книгу автораодин, а на два дня к вам пришел.
Потом, вдруг, говорит: "Извини я выйду на минуту, забыл кое-что купить". Людмила решила, что у Димы совесть проснулась, оттого, как он к младенцу сыну без подарка пришел, и сердцем малость смягчилась. Вдруг видит, муженек возвращается и несет еще... маленькую. Вот, мол, посмотрел я, подумал, подумал и решил, что может не хватить. Тут она его и выгнала со скандалом. В середине восьмидесятых на пике антиалкогольной войны с народом жил Дима возле Тишинского рынка и там была у него веселая компания, которая в пять утра на рассвете всегда собиралась у помойки с целью похмелиться, ибо именно к этому часу подходил туда человек по прозвищу "Орбита". Орбита в любую погоду одевал стеганую куртку, внутри которой под подкладкой были хитроумно вшиты несколько наполняемых водкой грелок, замысловато соединенные между собой шлангами, конец которых с малюсеньким краником прятался где-то в подоле. Клиенты, в пять утра у помойки собравшиеся, платили Орбите по десятке, тот прямо из подола наливал им по стакану водки и шел к очередным страждущим в следующий двор. А если его прихватывали менты, то усиленно хлопали по бокам в поисках водочной емкости и, естественно, не находя, отпускали с миром. Каждый раз, придя в редакцию, Дима столь смачно живописал рассветные посиделки возле помойки в ожидании Орбиты, что я заочно знал всех их участников. Например, Звездочет. Работник какой-то обсерватории, старший научный сотрудник, астроном. Запил потому, что так много звезд на небе. Или Брокгауз и Ефрон. Это был один и тот же человек, причем весьма тонкой и интеллигентной натуры, горячо любящий родной русский язык. ибо работал он в редакции Советская энциклопедия, составляя иностранные словари. Запил же когда прочел в нью-йоркском словаре русского мата, что столь емкие, точные, смачные, а главное столь разные русские слова "разъебай" и "распиздяй" переводятся на английский язык убогим irresponsible. Еще там был Бомбардир, бывший артиллерийский офицер. Однажды к ним в часть привезли орудие и сказали, что, мол, безоткатное, ну тот и поверил. Потом пальнул с него, а оно, блин, откатилось. Вот, он и запил. Так жил-поживал бывший бразильский городской партизан до конца восьмидесятых годов, когда, вдруг, закодировался у гипнотизера, который внушил ему к алкоголю резкое отвращение. Посему жизнь свою значительно продлил. В июне 95, когда я впервые после отъезда в Канаду вернулся домой, то, встретившись с Димой, даже не сразу его узнал. После семи лет трезвости лицо у него полностью потеряло кирпичный цвет. Он был исключительно элегантно одет, гладко выбрит, ухожен, пах дорогим французским одеколоном. Занимался серьезным бизнесом, регулярно мотался между Москвой и Сан-Паулу и носил в кармане вновь обретенный бразильский паспорт, гордо его демонстрируя. Я спросил, как поживают друзья-собутыльники с помойки возле Тишинского рынка, и оказалось, что всех до одного уже нет, сгорели от пьянства, поскольку вовремя не закодировались. Нынче же Дима исчез, его никто не видит, но все говорят, что он снова пьет и даже еще хуже, чем раньше. Вот только сведения расходятся. Одни утверждают, что развязался он и запил в Москве, а другие, что в Бразилии. В общем, эмигрировал Димон в прошлую жизнь. Другой же мой друг-коллега Артур Симонян полностью эмигрировал в свой |
|
|