"Игорь Боровиков. Час волка на берегу Лаврентий Палыча " - читать интересную книгу автора

танкистов, артиллеристов, десантников, будучи кумирами восторженных
комсомолок. Мамаши и тетушки охали, восторгаясь: "Как моему Ваське идет
форма танкиста! А моему Митьке - летчика! А моему Петьке - артиллериста!" И
все с радостью ждали, когда начнется грандиозная, освободительная война
малой кровью, да на чужой территории.
Десятого мая, приехавшая из города Горького бабушка, забирает маму к
себе рожать меня у бабушкиной сестры, акушерки тети Любы, ибо никому другому
она свою единственную дочь доверить не может. Они едут в поезде, везут меня
в Горький к моему месту рождения, а в этот самый момент далеко-далеко на
западе снова тысячи юнкерсов взмывают в небо, и танковые клинья Гудериана
через Бельгию врываются во Францию.
И вот наступило четвертое июня, день, когда я появился на Божий свет.
Французы с англичанами только что эвакуировали Дюнкерк. Я издал первый крик,
а трупы там так и валялись по всему пляжу среди раздолбанной техники,
сожженных и брошенных танков, пушек, машин, сбитых самолетов. Вот такой,
был, пейзаж моего прихода в этот мир.
Через несколько дней меня перевезли из горьковского роддома на
Грузинскую улицу, дом четыре. А спустя пару недель в Париже состоялся
знаменитый парад вермахта, когда они прошли через
Триумфальную арку мимо могилы неизвестного солдата.
Когда я доживу до второго года, они станут маршировать по улицам и
площадям моей страны, и к нашему внутреннему, домашнему самоистреблению
добавится не менее активное истребление внешнее. Так что изначально с
рождения у меня и моих сверстников шансов "не быть" имелось значительно
больше чем "быть". "А вот живет же братия, честна моя компания!" - удивился
Володя за всех нас, выживших.
Просто повезло нам.
Так же как повезло в свое время маме моей, Елене Федоровне, и она
выжила, хотя в трехлетнем возрасте могла умереть в барже, потопленной
артогнем посреди реки Волги на глазах всего Нижнего
Новгорода. Спас же маму и всю нашу семью ее отец, мой родной дед.
Спас своим русским запоем.
Об этом я очень хорошо осведомлен из первоисточника - воспоминаний
крестной моей - двоюродной бабушки Александры
Васильевны. Рассказывала она мне, еще несмышленому ребенку, что брат
ее, отец мамы моей, Федор Васильевич Арбузов в 1912 году чудом получил в
наследство одну из нижегородских мукомольных фабрик.
Двоюродный дядя деда моего, владелец сей фабрики, с горя умер, так как
сын его, прямой наследник, погиб в 1912 году в балканской войне, куда поехал
в качестве корреспондента газеты "Нижегородские вести".
И вышел мой дед Федор Васильевич из слесарей прямо в
капиталисты-фабриканты. А капиталом распорядился исключительно разумно. Я бы
сказал: сверх разумно. Он его пропил. Нанял пароход
"Василий Блэк". Пароход этот отличался тем, что пассажиров не брал и в
регулярные рейсы не ходил, а ходил, как бы мы сейчас определили, в рейсы
чартерные, сиречь, заказные. Были у него на борту каюты только класса люкс,
трюмы переполнены шампанским, и услаждали пассажиров, по рассказам Крестной,
самые разные женские и мужские хоры: цыганок, венгерок, румынок,
бабалаечников, ложечников и т.д.
Так, вот, летом 1912 года, дед мой по матери, Федор Васильевич