"Сергей Петрович Бородин. Костры похода (Звезды над Самаркандом, #2) " - читать интересную книгу автора

Кара-ходже непременно договориться, без промедленья, как бы ни тяжело
было, но договориться, и как бы ни договориться, но без промедленья!
Кара-ходжа спозаранок уже сидел наготове, лишь бы не опоздать с ханским
поручением, лишь бы не опоздать. Невтерпеж ему было московское медленье,
день за днем сидел наготове, да не звали. Заговаривал с приставом,
кланялся Тютчеву, молил поскорей отпустить назад, но Москва его жаловала,
баловала, привечала, а позвать к государю не торопилась: великий князь
разведывал по Орде, на кого обопрется Тохтамыш-хан, если поднимется, какую
силу возглавит, не больше ли будет беды Москве от силы Тохтамышевой,
нежели есть от Едигеевой; разведывал меру падения Тохтамышева; сыскали
место, где затаился Тохтамыш-хан, - Едигей не сыскал, а Василий сыскал -
на русском базаре промежду русских купцов.
Тютчев ханского гонца провел черным ходом в сени и поставил перед Василием.
Став перед Василием, гонец растерялся: кому из двоих кланяться, - он
увидел возле Василия князя Тарусского; черный, расшитый золотом охабень на
Тарусском ослепил ордынца. Будь наряден сам великий князь, Кара-ходжа,
может быть, и не приметил бы, нарядны ли его бояре, а тут при просто
одетом Василии гонец подумал: "Как же богат и как хитер Московский
Василий, что так прибедняется. Тут, видно, легче самого себя перехитрить,
чем этакого простеца!"
И все, чем готовился обвести Василия, показалось детской затеей, едва
увидел желтые, с голубыми искорками в глубине, глаза великого князя.
Откинув назад порывистые, цепкие руки, а острое лицо вытянув вперед,
Кара-ходжа заговорил горячо, бегло.
Тютчев, приняв от Кара-ходжи скатанное трубочкой послание, подал Василию,
а Василий, надорвав заклейку, вернул трубочку Тютчеву:
- Читай нам!
Тютчев успел быстро разобрать все письмо бывшего ордынского хана.
Пустословие приветствий пропустил, но уловил искательный и льстивый
подголосок в этой части послания.
Отстранив, как пойманную змею, развернутый длинный свиток, Тютчев то
пересказывал своими словами, то переводил дословно:
- Пишет: просит Тохтамыш-хан Золотой Орды великого Московского князя
Василия Дмитриевича принять от него, от великого хана, младших, малолетних
сыновей на воспитанье, на житье в Москву.
Кара-ходжа вслушивался в голос Тютчева, косясь куда-то в стену, будто
искал щель, чтоб невзначай юркнуть туда и там пропасть, притаиться.
Нет-нет да глянет мельком на московитян и снова косится в стену. А Тютчев
продолжал негромко, безо всякой торжественности:
- Пишет: почитая, мол, как брата, как брата прошу великого государя
приютить под славной своей рукой, строго опекать, на ум наставлять, к
воинскому делу приохочивать для совместных побед, в науках просвещать,
отеческой заботой согревать, в залог обоюдной любви и дружбы, младых
отроков Тохтамышевичей на рост до возрасту.
- А в коей они вере? - спросил Василий.
Тютчев перевел ответ Кара-ходжи:
- Мухаммедане.
- Как же это я их наставлять стану, когда у них вера не та?
Кара-ходжа возразил!
- Бог един.