"Сергей Петрович Бородин. Костры похода (Звезды над Самаркандом, #2) " - читать интересную книгу автора

серебряная плоская чашка, а на полу под ней - длинногорлый, как журавль,
серебряный кувшин, покрытый, как черным кружевом, кубачинской чернью. В
соседней нише - расписанная травами персидская шахматная доска,
закрывавшаяся, как ковчежец. На ней - желтый стеганый колпак, на случай
ветреной погоды, если шах поднимался на верх башни, к ее зубцам.
В нише, обращенной к Мекке, золотился вбитый в камень маленький полумесяц,
обрамленный, как узором, куфической надписью - славословие аллаху. Здесь
лежал большой Коран в зеленом сафьяне, а на полу, на ковре, - деревянная
подставка под Коран, разукрашенная в Багдаде перламутром и костью, и рядом
с подставкой, полуприкрытая подушкой, маленькая книга в истертом красном
переплете - стихи Низами.
Пол, покрытый тяжелыми коврами, глушил шаги. Шах прохаживался, круг за
кругом, вдоль темных стен, припоминая минувший день... Круг за кругом.
Шах знал, что еще утром с башен заметили условный дым. Шах приказал тайно
поведать об этом вельможам и купцам - богатейшим, которым требовалось
время, чтобы надежно укрыть свои сокровища.
Но кто оповестил, кто так дружно во всех закоулках поднял и увел городскую
бедноту, ремесленников, поденщиков?.. Кто?
Слуги донесли шаху сперва о том, что базары, оскудевшие за последние годы,
торгуют хуже, чем в обычные дни: никто не брал ничего, кроме хлеба, быстро
распроданного. Купцы прибежали во дворец, прося ссудить их зерном из
шахских закромов. Шах отказал: "Уже вечереет - время думать о молитве, а
не о торге". Потом донесли, что базары совсем обезлюдели, - люди не гуляли
по торговым рядам, не толпились на площади поглазеть на факиров или
чтецов, не рассаживались по харчевням побалагурить с друзьями. Уже вечером
донесли, что шемаханцы уходят из города. Уходят целыми слободами, унося
скарб, уводя скот.
В эту ночь народ впервые озадачил шаха. Кто поднял его, кто его повел в
горы? Это мог бы сделать шах через своих глашатаев. Это могли бы сделать
муллы через свои мечети. Но шах не посылал глашатаев, а из мулл никто ни
словом не обмолвился перед паствой. Как грубо и как страшно спросил бек:
"Чего стоит шах без народа?"
Народ уходил и прежде прочь от врага. Так бывало и перед монголами, и
перед Тохтамышем, и перед Тимуром. Бежали кто куда мог. Случалось, из
разных селений бежали навстречу друг другу, а то - и в стан завоевателей,
не разобравшись, где стоят свои, где - завоеватели.
Но теперь они ушли дружно, непреклонные и неудержимые, в горы, куда не
посмеют забираться отряды Повелителя Вселенной, если он не пошлет вслед за
ними большие силы. Они скупили хлеб, какой только смогли достать. Им дали
хлеба из домашних припасов многие жители, оставшиеся дома. Все это знал
шах. Собственные слуги отважились просить шаха, чтоб он отпустил купцам
хлеб из своих кладовых. Он отказал: ведь Тимур мог дознаться, что шах
снабдил шемаханских беглецов хлебом. Если это и следует сделать, сделать
это следует тайно.
Круг за кругом шах ходил внутри башни.
"Кто там живет среди народа; у кого есть такая власть - поднять сразу
всех?"
Шах приостановился.
"Что это за народ, - молчит, молчит, а вон как - весь встал и ушел! Никого
не спросившись! Будто им нет дела до шаха. Будто у шаха нет власти