"Сергей Петрович Бородин. Костры похода (Звезды над Самаркандом, #2) " - читать интересную книгу автора

звезд, названные в честь Хулагу Ильханскими. Подобных и равных им не было
ни в Азии, ни во всем мире; точность их, даже много веков спустя, удивляла
звездочетов всех стран.
Насир-аддин перевел труды Эвклида и Архимеда, Менелая и Птоломея Среди
городских строений еще виднелась полуразвалившаяся башня Дома Звезд,
поднимались стройные, как свечи, минареты, своды бань и галереи мечетей,
горбились купола над базарными перекрестками, когда Хатута увидел Марагу.
Он приостановился:
"Какой из них Купол Звездочетов?"
И повторил тайные слова своего ганджинского наставника: "А случится в тех
краях бывать, помни: Купол Звездочетов, там спросить старика Али-зада,
медника. Ты ему скажешь: хозяин, мол, здешней земли. Он отзовется словом
"медь". Ты ему тоже скажи: медь. Запомнил? Он тебе покажет дорогу к нашим
людям, если дело будет..." Марага, Тебриз, Султания - везде были свои
люди, но Хатута легче бы умер, чем назвал бы их чужим ушам.
Хатута пришел сюда, ибо Марага была ближе других городов от стана, где
повелитель народов, Щит Милосердия, Меч Справедливости, Тимур Гураган
даровал милость и свободу своему ничтожному пленнику.
На узких улицах города там и сям между приземистыми домами горбились
холмы, поросшие лохматыми рыжими сорняками. Из глинистых обвалов торчали
обтесанные камни руин. Сюда соседи сносили свой мусор - валили в кучи
золу, кости, тряпье. Улицы показались Хатуте более тихими, чем дорога
между садами, которой он пришел. Там шумели на вольном ветру деревья, там
журчали ручьи, а здесь безмолвствовали дома, молчаливо шли прохожие,
облаченные в линялое тряпье или в поношенные халаты.
Базар тоже был тих: крестьяне, расторговавшись, разъехались, купцы еще
сидели в приземистых лачугах под холщовыми навесами, - видно, лишь из
торгашеского упрямства, а не в надежде на покупателей.
Длинный араб в черном бурнусе переходил безлюдную площадь, ведя за собой
десяток верблюдов, ступавших столь бесшумно, словно все они двигались, как
туман, не касаясь земли.
Хатута пошел следом, догадываясь, что араб направляется к постоялому двору
вьючить караван.
Вечерело. На западе, над озером Урмией, висело лиловое, почти черное
облако, снизу позлащенное уходящим солнцем.
На постоялом дворе, сложенном, видно, еще в давние годы из тяжелых камней,
в одной из раскрытых келий сидели тесным кружком поджарые арабы, молча
пережевывая скудный ужин. Верблюдов отвели к вьюкам, занимавшим большой
угол двора.
Хилый старик в коротенькой одежонке, не достигавшей голых колен, всунул
тоненькие ноги в огромные кожаные туфли и, волоча эти туфли по уложенному
круглыми плитами двору, отвел Хатуту в отдаленную келью, где валялось
какое-то тряпье, гостеприимно предоставляемое постояльцам.
Когда Хатута шел через двор, все, кто обитал здесь, выглядывали и
провожали его взглядами: нарядный, яркий халат влек к себе все взоры, как
пламя светильника в ночной темноте.
Следом за Хатутой на постой прибыли воины Тимура. Десяток, возглавляемый
громкоголосым десятником, кричавшим через весь двор указания конюху. Воины
привели с собой на длинном аркане рыжего барана и вскоре принялись
свежевать его, готовясь к ужину.