"Леонид Бородин. Год чуда и печали" - читать интересную книгу автора

наверное, есть ничто...
По небу можно было проследить, где оно еще было голубым, где начинало
блекнуть и где исчезало полностью, сливаясь с отсутствием пространства за
какой-то неощутимой чертой реальности.
Ничто было рядом. До моста метров семьдесят! И тут, забыв страх высоты
и крутизны, я буквально помчался вниз со скоростью падения, и, хотя меня по
пути крутило, подкашивало, швыряло то на бок, то на спину, я все же даже
ссадины не получил, то есть спустился, как по воздуху, в одно мгновение;
возможно, это было то самое редчайшее мгновение, когда душа обретает крылья!
По камням вдоль речки, все так же не останавливаясь, я влетел под мост,
и тут меня настиг поезд. Грохот влетевших на мост вагонов оглушил меня, и я
даже присел в ужасе. Бетонные стояки моста сотрясались и гудели, и что-то
сыпалось сверху в проем между путями, и в эти проемы, задрав голову, я видел
пролетающие вагоны и сам себе казался самоубийцей.
Поезд отгрохотал, а мост все еще дышал эхом этого грохота,
Я наконец пришел в себя и опрометью кинулся прочь из-под моста
навстречу и в самые объятия чудесному туману. От моста пробежал не более
двадцати шагов, как вдруг ноги мои обожгло. Не сообразив сразу, в чем дело,
нагнулся и только тогда увидел воду. Когда же сделал несколько шагов назад,
посмотрел перед собой и опять ничего не увидел, кроме белого тумана перед
собой и везде впереди. Тогда я опустился на корточки и шажками стал
подкрадываться к воде и обнаружил ее, притворившуюся тонким, светлым
стеклышком. Зрение она могла обмануть, но осязание - нет! И когда я
осторожно дотронулся до нее пальцами, она, словно устав от притворства,
охотно расступилась, пропустив пальцы в свой нелетний холод, но замкнулась в
стекло тотчас же, как только я убрал руку.
Долго я сидел на корточках и рассматривал камешки под стеклом, иногда
вынимая тот или другой, словно проверяя, такие ли они в действительности,
как видятся. Когда я поднял глаза, туман уже отступил достаточно далеко,
хотя все еще стоял сплошной белой завесой, но все же отступал он уже прямо
на глазах, и передо мной все больше и больше открывалось застекленное
пространство, ни малейшим движением, ни единой морщинкой не выдававшее своей
подлинной сути. И чем больше пространства открывалось впереди, тем упорнее
создавалось впечатление громадного, бесконечного стекла, от ног моих
уходившего к небу и перекрывшего всю остальную землю.
Стекло - это хрупкость! Жажда познания выявляется у детей потребностью
проверки качества предмета, и я, нагнувшись, взял в руку большой камень.
Притом ощущение было такое, будто стою перед окном с хулиганским помыслом.
Помысел оказался непреодолим, и, размахнувшись, я кинул камень как мог
дальше. Раздался типичный треск разбитого стекла, полетели вверх осколки,
пошли круговые трещины, расходясь в стороны, как борозды грампластинки.
Первая, самая крупная борозда достигла меня и укоризненно облизнула мои и
без того уже мокрые ботинки. Но через мгновенье от моего хулиганства не
осталось и следа, след от удара зарос гладким, спокойным стеклом, как будто
ничего не случилось. Если бы окна домов обладали тем же свойством, насколько
счастливее было бы детство мальчишек!
- И совсем не далеко! - раздался за моей спиной девчоночий голос. - Я
дальше могу!
Обернувшись, я увидел двух девчонок. Одна была моего возраста, другая
лет пяти, но будто уменьшенная копия первой. Обе были светловолосые,