"Леонид Бородин. Повесть странного времени" - читать интересную книгу автора

ночи, ночи и дни равны между собой. День больше, день меньше, год больше,
год меньше... Больше, меньше - условность и выдумка. И потому завтра утром у
меня останется столько же, сколько и было - мгновение...

2

Это был его первый рабочий день на новом месте. Это был его первый
прием посетителей. Ее он должен был принять первой, потому что она пришла за
несколько часов до начала приема. Проходя в свой кабинет, он сразу заметил и
запомнил ее. Но первыми оказались другие. У всех у них были срочные и
сложные проблемы, он же увлекся, затянул прием, запутался в обещаниях и
разбирательствах, телефонных звонках, записях в календаре и блокноте. И
когда время, отведен-ное для приема, истекло, он, уставший, недовольный
собой и даже внешне потускневший, вышел в приемную и, окончательно
разоблачая свою неопытность, то есть почти извиняясь, объявил, что больше
никого принять не может. Тут он снова заметил ее и вспомнил. Она сидела на
том же месте, а когда он удивленно взглянул на нее, стала поспешно что-то
укладывать в сумочку и через минуту уже ушла бы. Но он подошел к ней.
- Вы пришли раньше всех. Почему не заходили?
Она ничего не ответила, низко опустила голову, пряча глаза, машинально
открывая и закрывая сумочку. И по тому, как вздрагивали побледневшие губы,
он понял, что она может расплакаться. Он еще раз повторил вопрос, но она
только ниже опустила голову. Ему ничего не оставалось, как пригласить ее в
кабинет...
Большеглазая, голубоглазая, курносая, худенькая, почти девчонка, не то
после болезни, не то в большой беде, а может, и то и другое; одета очень
скромно, разве только прическа по всем требованиям моды... А так как модой
того времени была скромность, то прическа не выпадала из общего впечатления,
которое она произвела на него в первые минуты их знакомства.
Стараясь уберечь себя от ее слез, он обратился к ней вполне вежливо,
чтобы расположить к откровенности, но и достаточно сухо, чтобы удержать от
истерики, к которой она, кажется, была близка, судя по ее состоянию.
- Как ваша фамилия, и что у вас случилось?
Несколько раз куснув губы, стараясь оставаться спокойной, она ответила
очень тихо:
- Из комнаты меня выселяют.
- Как ваша фамилия? Где вы живете и работаете?
Она ответила так же тихо. Он записал, отложил ручку, чуть подался к
ней.
- Успокойтесь и расскажите, почему и кто вас выселяет.
Тут она подняла голову, и он увидел ее большущие глаза, настолько
наполненные слезами и горем, что ему стало не по себе. Он зачем-то поспешно
взял карандаш, спохватившись, положил его на место, но не мог уже видеть
ничего, кроме этих глаз, которые, если бы расплескались, весь мир залили бы
расплавленным жемчугом - по крайней мере, именно это пошлое сравнение пришло
ему в голову позже, когда он думал о ней. Но это позже. А сейчас ему просто
стало не по себе, как бывает, если вдруг встречаешься с известным лишь
понаслышке, но лично не пережитым, большим горем чужого человека.
- Мужа у меня забрали, - сказала она ему.