"Леонид Бородин. Повесть странного времени" - читать интересную книгу автора

инициативы, я окончательно терял чувство реальности и вскакивал со своего
места. При этом, конечно же, загораживал головой луч проектора. И все
исчезало. Вместо сказки на экране появлялась моя огромная голова с
безобразно большими ушами.
...То же самое случилось со мной в жизни, в этой большой и хитроумной
сказке, когда однажды я проявил действительно собственную инициативу, а то,
что из этого получилось, даже нельзя назвать подлостью, но в то же время
было чудовищно больше, чем подлость.
Сначала у меня было такое ощущение, будто я напряжением мускулов и воли
подпрыгнул высоко над землей, и земля вдруг улетела куда-то ко всем чертям,
а я, потеряв необходимость падать, повис в пустоте, не в силах осмыслить
нелепость ситуации. Это ощущение было очень похоже на действительность. Я
воистину повис в пустоте, оказавшись совсем один: без прошлого, так как
должен был отречься от него, и без будущего, ведь не бывает будущего без
прошлого. И Я уже не был Я, только мысль о том, что некогда было моим Я. У
меня даже не было больше фамилии. В один миг на всей земле не осталось ни
одного человека, который был бы мне нужен. Все вокруг меня либо перестали
для меня быть самими собой, либо оказались чужими, потому что то, что нас
связывало, оказалось фикцией. Они все этого не знали и не почувствовали, но
я по-прежнему хотел быть честным (не мог же я отказаться от последнего, что
во мне было) и сам порвал со всеми...
Уже вечер. Пароход подползает к какой-то пристани. В иллюминаторе каюты
разворачива-ются и приближаются цепочки и гнезда береговых огней. Где-то
внизу сейчас сутолока, шум, крики, толкотня. Сюда же, в верхние каюты,
ничего не доходит. Здесь тихо. Пассажиры-дальнорейсовики сидят в
привилегированном ресторане или поеживаются на своей привилеги-рованной
палубе, которая не знает туристской суеты, шума и запахов низших классов.
Здесь тихо. Так тихо, будто во всех каютах плывут одни самоубийцы.
Мне пришлось пережить несколько неприятных минут на толкучке, когда я
продавал кое-какие свои вещи, чтобы обеспечить себя этой тишиной. В
последние пять дней я хочу быть один. Не слышать, не видеть. Никого и
ничего...
Я вырос в городе, но так никогда и не врос в него. Я не чувствовал себя
в городе чужим и одиноким, как это бывает с приезжающими, но сам себе я
больше нравился в деревне. Не скромничая, зная себе цену, в деревне я все же
всегда ощущал себя большим и лучшим. В город я любил возвращаться, каждый
раз заново примеряя себя к его капризной требовательности, к непостоянству
его эталонов и симпатий. Но еще больше я любил уезжать в деревню.
Маленький поселок у подножья горной страны с ближайших сопок походил на
пасеку, скрытую в пышном, но немного запущенном саду. Веером расходились от
поселка горные тропы. Были у меня в горах любимые места, куда я приходил в
первые же дни по приезде...
Уже ночь, и пароход перемалывает темноту на самой середине реки. Сейчас
пойду на палубу и буду стоять, пока не замерзну. Потом лягу спать, и один
день кончится...
Время ведь - просто наша выдумка. По отношению к тому, что вечно,
времени не существует. Есть темнота, и мы называем ее ночь, есть свет, и мы
называем его день. Сами придумали, сами называем. Но есть другие ночи и дни.
Жизнь человека - его день. А все, что до и после - ночь. Ночь длиннее дня,
но если время - выдумка, то они всегда равны. Равны дни всех людей, равны