"Леонид Бородин. Божеполье (повесть, Роман-газета 15 1993) " - читать интересную книгу автора

соответствием своей новой подруги жизни тому идеалу жены, который, возможно,
лишь изредка и вполне лениво в неопределенных очертаниях воображался в
предночные часы холостяцкой тоски.
Свою удачу он совершенно осознал в первый дачный сезон, когда Любовь
Петровна в течение нескольких дней стала всеобщей любимицей не только
мужчин, но и женщин, капризных и ревнивых спутниц его коллег по портфелям.
Для нее же это было серьезным испытанием, и она выдержала его с честью, ибо
сумела, будучи, без сомнения, самой очаровательной среди почему-то в
основном некрасивых или рано подурневших, ни у одной из них, тем не менее,
не породить зависти или какого-либо другого рода недоброжелательности.
Так началась ее жизнь, жизнь жены человека власти. Преимущества и
обязательства, что проистекали из ее нового положения, она осваивала с
равной добросовестностью, ни от чего не отказываясь, ни от чего не
уклоняясь. Единственной неудачей, от нее не зависящей, было рождение дочери.
Павел хотел... Не то слово - грезил сыном. Но была дочь. И было привыкание
его, несколько даже затянувшееся, но оно произошло, и он полюбил ребенка
спокойной любовью человека серьезного возраста, когда уже не приходится,
рассуждая о жизни, оперировать категорией некоего будущего, но в полной мере
довольствоваться настоящим, как бы даже притормаживая бег времени
скурупулезностью проживания и переживания каждой ощутимой его единицы.
Впрочем, это только в сфере личной жизни.
Любовь Петровна рано подметила эту странность его мышления. Ему было за
пятьдесят, и он считал себя старшим, когда говорил о своей жизни, о прошлом,
она улавливала старческие ноты и интонации его голоса в такие минуты. Но
когда речь заходила о работе или, как он говорил, о службе, а в переводе на
честный язык - о карьере, то можно было подумать, что он считает себя
бессмертным. Кстати, это была общая черта людей его круга, где сам Павел
Дмитриевич числился в молодых. Любовь Петровна только ахала про себя иногда,
когда некто, одной ногой уже стоящий в гробу, совершенно серьезно
распространялся о своих перспективах и возможностях, нацеленных чуть ли не
на следующее десятилетие, причем вовсе не пребывая в иллюзии относительно
своих действительных физических возможностей. Но нужно и отдать должное:
живучи они, эти люди власти, подчас оказывались - только позавидовать.
Когда она однажды поделилась своим наблюдением с Жоржем, тот, лязгнув
большими, широкими зубами, буркнул злобно: "Еще бы! На службе у сатаны, да
без льгот!"
О нем, о Жорже, она по-настоящему вспомнила где-то через год после
рождения дочери. Воспоминание это было странным, двусмысленным, нечистым,
словно не забывала вовсе, а приберегала резервом для какой-то будущей
полноты жизни. К тому времени она уже знала себе цену, прочитала и
прочитывала ее в глазах мужа всякий раз, когда они бывали на людях. Павел
был смешон своей гордостью, но только в ее глазах, потому что знала его
всего и по-своему даже очень любила. Но вот вспомнился Жорж, и ей захотелось
отдохнуть от роли. Она сказала себе, что ей просто необходима разрядка,
потому что, хотя игра и превратилась в жизнь, но игрой быть не перестала, и
ей нужна разрядка, она настаивала на этом слове, - разрядка, чтобы сохранить
форму. Потому вывела для себя такую хитроумную формулу: чтобы навсегда быть
верной женой, ей нужен маленький тыл... В этой формуле были и другие слова,
кроме одного - "измена", - этого слова не было в ее мыслях, по крайней мере,
так она полагала и верила.