"Леонид Бородин. Божеполье (повесть, Роман-газета 15 1993) " - читать интересную книгу автора

очень долго не мог объяснить себе, чем же хорош для нее настолько, что она и
любит, и верна, и глуха к искушениям, и пришел к самому что ни на есть
простому выводу, что они всего лишь счастливая биологическая пара, ведь вот
ему же совершенно не нужна другая женщина. В охотничьих домиках и прочих
интимных местах проверил себя с другими - виртуозными искусницами любви, не
однажды такое случалось, но всякий раз утром ничего, кроме стыда, отвращения
и раскаяния. Вину в себе носил долго и в течение этого времени к жене не
подступал, очищался, и лишь когда в глазах ее прочитывал беспокойство, тогда
повторялось все, как в самые первые дни...
Павел Дмитриевич расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. Маршрут
кабинетной прогулки был выверен до сантиметров. Тринадцать шагов туда,
тринадцать обратно, число шагов непременно нечетное, тогда развороты
получаются в разные стороны и не случается головокружений. На местах
разворотов слегка протерт паркет.
Подозревал Павел Дмитриевич, что привычка расхаживать по домашнему
кабинету и там, в былых служебных кабинетах, - что привычку эту выдумал для
себя сам, узнав однажды, что таковая была у Сталина, даже на мавзолее
расхаживал. Как у большинства людей его возраста и положения, у него было
сложное отношение к Сталину, и, разумеется, прямого подражания быть не
могло, но не могло и не быть вовсе именно в силу сложного отношения к
фактическому создателю государства, к управлению которым был призван не
кем-нибудь, но вчерашними соратниками самого Сталина, так и не
проговорившими до конца своей подлинной позиции в этом вопросе. В
непроговорении виделась Павлу Дмитриевичу государственная мудрость, каковая,
если бы состояла она из одних "плохо" или "хорошо", была бы не мудростью, но
всего лишь моралью, категорией, неприложимой к сложнейшим нормам
государственного бытия. Государство либо есть, либо его нет. Оно либо
ослабляется, что всегда плохо, либо укрепляется. Ненависть пострадавших к
Сталину справедлива, но эта справедливость проходит по другой ведомости,
нежели справедливость государственного устроения, и современниками она
непроговорима до конца. Лишь время...
Когда думалось об этом, взгляд падал на бюстик Петра на мраморной
полочке над рабочим столом. Выпученные глаза, истерически вздернутые усы,
лицевые мускулы в неестественном напряжении, - безусловно, был шизофреник, и
психопат, и, конечно же, преступник по меркам обычной человеческой морали,
но первый поэт империи боготворит и воспевает его. Именно потому, что
первый. Второй поэт проклинал бы его за самодурство, за, палаческий нрав, за
преступления против народа. И тоже был бы прав. Народ, кстати, таким и
запомнил его - антихристом. Вот еще одна правда.
На фоне всего ныне происходящего и с учетом того, что еще может
произойти и случиться с российской государственностью, как будет смотреться
Сталин через столетие, положим?..
Тема эта была больной. Когда возникала в сознании, от нее хотелось
избавиться и совсем не хотелось додумывать до конца...
И чего это ради мысль вдруг перескочила с одного предмета на другой,
ведь думал о жене, и было на душе радостно и уютно... Может, все-таки пойти
к ней, сказать что-нибудь простое и доброе, чтобы успокоилась, улыбнулась...
Какая же у нее чудесная улыбка, только очень чистый человек может обладать
такой улыбкой, почти гипнотической, почти лечебной... Он должен увидеть ее
улыбку немедленно!