"Хорхе Луис Борхес. Лотерея в Вавилоне" - читать интересную книгу автора

полном свете дня: счастливцы получали, по чистому произволу случая, чеканные
серебряные монеты. Как видите, процедура была самая простая.
Естественно, что подобные "лотереи" потерпели неудачу. У них не было
никакой моральной силы. Они не были обращены ко всем чувствам человека,
только к надежде. Из-за общественного равнодушия дельцы, учредившие эти
торгашеские лотереи, стали терпеть убытки. Кто-то попробовал внести
новшество: включить в список счастливых жребиев несколько несчастливых.
Благодаря этой реформе покупатели нумерованных квадратиков получали двойной
шанс - либо выиграть некую сумму, либо уплатить штраф, иногда немалый. Эта
небольшая опасность (на каждые тридцать счастливых номеров приходился один
проигрышный), как и следовало ожидать, оживила интерес публики. Вавилоняне
увлеклись игрой. Того, кто не приобретал квадратиков, считали трусом,
малодушным. Со временем это вполне оправданное презрение пошло по двум
путям. Презирали того, кто не играл, но также презирали проигравших, которые
платили проигранное. Компании (так ее стали тогда называть) приходилось
защищать интересы выигравших, ибо те не могли получить свои выигрыши, если в
кассе не было денег почти на всю сумму проигрышей. Стали подавать на
проигравших в суд: судья присуждал их к выплате основного штрафа плюс
судебные расходы или к нескольким дням тюрьмы. Чтобы надуть Компанию, все
выбирали тюрьму. Бравада немногих стала причиною всемогущества Компании, ее
религиозной, метафизической власти.
Прошло немного времени, и в сообщениях о жеребьевках уже не содержалось
списка денежных проигрышей, а только указывалось количество дней тюрьмы на
каждый несчастливый номер. Эта лаконичность, в свое время почти не
замеченная, имела важность необыкновенную. Так в лотерее впервые появились
элементы, не связанные с деньгами. Успех был огромный. Под давлением тех,
кто играл, Компании пришлось увеличить количество несчастливых номеров.
Всем известно, что народ Вавилона весьма привержен логике и даже
симметрии. То, что счастливые номера получали выражение в кругленьких
монетах, а несчастливые - в днях и ночах тюремного заточения, представлялось
несообразностью. Некоторые моралисты выразили мнение, что обладание монетами
не всегда обеспечивает блаженство и что другие формы удачи, возможно, дают
более прямой эффект.
В плебейских кварталах ширилась тревога иного рода. Члены жреческой
коллегии умножали ставки и наслаждались всеми превратностями страха и
надежды; бедняки (с понятной и неизбежной завистью) понимали, что они
исключены из этих бурных, столь восхитительных переживаний. Справедливое
стремление к тому, чтобы все - и бедные, и богатые - равно участвовали в
лотерее, привело к волнениям, память о коих не изгладили годы. Некоторые
упрямцы не понимали (или притворялись, будто не понимают), что речь идет о
новом порядке, о необходимом историческом этапе... Как-то один раб украл
красный билетик, и при розыгрыше ему выпало, что у него должны выжечь язык.
Такое же наказание определял кодекс законов за кражу билета. Одни вавилоняне
утверждали, что он заслужил кару раскаленным железом как вор; другие
великодушно полагали, что палач должен покарать его по велению судьбы...
Начались беспорядки, произошло прискорбное кровопролитие, но в конце концов
вавилонский народ настоял на своем вопреки сопротивлению богачей. Народ
достиг полного осуществления своих благородных целей. Прежде всего он
добился того, чтобы Компания взяла на себя всю полноту власти. (Эта
централизация была необходима ввиду сложности нового способа действий.)