"Хорхе Луис Борхес. Заир" - читать интересную книгу автора

Хорхе Луис Борхес

Заир

В Буэнос-Айресе Заир - обычная монета достоинством в двадцать сентаво;
на той монете навахой или перочинным ножом были подчеркнуты буквы N и Т и
цифра 2; год 1929-й выгравирован на аверсе. (В Гуджарате в конце XVIII века
Захиром звали тигра; на Яве - слепого из мечети в Суракарте, которого
верующие побивали камнями; в Персии Захиром называлась астролябия, которую
Надир-шах велел забросить в морские глубины; в тюрьмах Махди году в 1892-м
это был маленький, запеленутый в складки тюрбана компас, к которому
прикасался Рудольф Карл фон Слатин; в кордовской мечети, согласно
Зотенбергу, это была жилка в мраморе одной из тысячи двухсот колонн; в
еврейском квартале Тетуана - дно колодца.) Сегодня тринадцатое ноября; а
седьмого июня, на рассвете, в руки мне попал Заир; теперь я уже не тот,
каким был тогда, хотя еще в состоянии припомнить, а возможно, даже и
рассказать о случившемся. Пока еще, хотя бы отчасти, я остаюсь Борхесом.
Шестого июня умерла Теодолина Вильяр. До 1930 года ее портреты
заполоняли светские журналы; возможно, обилие их способствовало тому, что ее
считали красивой, хотя не все ее изображения безоговорочно подтверждали эту
гипотезу. Впрочем, Теодолина Вильяр не столько заботилась о красоте, сколько
о совершенстве. Евреи и китайцы разработали жесткие правила на все случаи
жизни; в Мишне мы читаем, что в субботу после наступления сумерек портной не
должен выходить на улицу с иглой; в Книге обрядов говорится, что гость
первый бокал должен пить с серьезным видом, а второй - с почтительным и
счастливым. Подобным же образом и даже более скрупулезно соблюдала
разнообразные правила и ритуалы Теодолина Вильяр. Словно приверженец учения
Конфуция или Талмуда, она стремилась к безупречной правильности каждого
поступка, и старания ее были тем упорнее и тем более достойны восхищения,
что критерии, которыми она руководствовалась, не являлись вечными, но
зависели от прихотей Парижа или Голливуда. Теодолина Вильяр появлялась в
положенных местах, в положенное время, со всеми положенными для данного
случая атрибутами и, как положено, с видом человека, уставшего от всего
этого; однако вскоре и этот вид, и атрибуты, и час, и места, совсем еще
недавно считавшиеся положенными, выходили из моды, и тогда они
незамедлительно начинали служить (в устах Теодолины Вильяр) символом дурного
тона. Она, как Флобер, искала абсолюта, но искала его в мимолетном. Жизнь ее
была образцово-показательной, и тем не менее изнутри ее безостановочно
грызло отчаяние. Она то и дело пускалась в метаморфозы, будто желала убежать
от себя самой: и цвет ее волос, и прически беспрестанно менялись. Точно так
же меняла она улыбку, цвет лица, разрез глаз. С 1932 года она, бросив на это
все силы, стала худой... Война заставила ее о многом задуматься. Париж
оккупирован немцами - как в таких условиях следовать моде? Один иностранец,
а к иностранцам она всегда относилась подозрительно, позволил себе
злоупотребить ее доверием и продал ей некоторое количество шляпок с плоской
тульей; не прошло и года, как выяснилось, что эти нашлепки никогда не носили
в Париже, а следовательно, они были не шляпками, а чьим-то ни на чем не
основанным и никем не освященным капризом. Беда не приходит одна; доктор
Вильяр вынужден был переехать на улицу Араос, и портрет его дочери стал
украшать рекламу кремов и автомобилей. (Кремов, которыми ей теперь