"Андрей Бондаренко. Седое золото ("Группа Азимут" #1) " - читать интересную книгу автора

беспартийный, студент четвертого курса славного Ленинградского Горного
института. Что, попались, любезный Никита Андреевич? Вы же в камере всем
представлялись "Ником"? Ник - Никита? Будете дальше отпираться?
Ник действительно был немного огорошен. Непонятные совпадения
продолжались: дело в том что и он, в свое время, учился в ЛГИ, правда,
отчислен был за неуспеваемость. Что характерно, именно с четвертого курса.
- Будем резюмировать, - покладисто предложил капитан. - Что там у вас с
братом случилось, почему вы вместо него прыгали, мне неважно. Ваши дела.
Если Николай Андреевич объявится, поговорим с ним отдельно. Пока мы займемся
вашей участью. Не возражаете, мон шер?
Ник энергично, даже с энтузиазмом покивал головой. Действительно, пора
как-то определяться. Расстреляют? Не расстреляют? А если не расстреляют,
то - что тогда, собственно?
Курчавый со вкусом закурил мятую беломорину, выпустил к потолку
несколько идеальных колец и продолжил:
- На лицо - попытка вредительства, раз. Парашют - военное имущество.
Любой штатский, эксплуатирующий без соответственного разрешения военное
оборудование, есть вредитель. Ясно? Далее, имеет место быть идеологическая
диверсия, это два. В каком виде вы на праздничном военном смотре появились?
Что это - за Соса-Сола такая?
- Кока-Кола, - поправил Ник. - Это напиток такой американский, на наш
квас похожий.
- Видите! - Капитан поднял вверх указательный палец. - Американский!
Весь советский народ годовщину Великой Октябрьской Социалистической
Революции празднует, а вы, в это время, пропагандируете напиток буржуазный!
Это наглость, милостивый государь! Однозначно, пятьдесят восьмая статья,
однозначно! И не спорьте со мной!
- Да я случайно комбинезон этот надел, - заканючил Ник. - Первый, что
под руку подвернулся, честное слово!
- Отсутствие мозгов не освобождает от ответственности, - милостиво
пошутил Курчавый. - Случайно, не случайно, это значения не имеет. Факт
фактом остается: пропагандировал идеологически чуждый напиток, и точка! Да,
а вот еще анекдоты эти, что вы в камере рассказывать изволили. Однозначно,
пятьдесят восьмая! Как это у вас там про Польшу? Расскажите-ка, не
стесняйтесь! Да ладно, не похожи вы на юную гимназистку, право... - И
прикрикнул уже: - Рассказывай, голодранец!
- Первые годы после революции, - забубнил Ник, уставившись в пол. -
Столица из Петрограда переехала в Москву. Надо было что-то делать, столичный
статус демонстрировать миру. Решили провести выставку художников
современных, из тех, которые революцию приняли безоговорочно. Огляделись, а
художников-то стоящих - под рукой и нет. Кто за границу уехал, кого шлепнули
в общей массе, в горячке процесса, так сказать. Один только художник
Петров-Водкин по Красной Площади разгуливает, довольный жизнью и собою. Как
же иначе, с такой-то знатной фамилией? С такой фамилией и не тронет никто,
постесняется. Ну, разве только по беспределу если. Вызвали Петрова-Водкина в
ЧК, задачу обозначили: за неделю нарисовать сто новых картин. Покочевряжился
Водкин вначале, но объяснили ему доходчиво - о целях, задачах и последствиях
его отказа, он и согласился. За неделю не сто картин нарисовал, а целых
двести. Проходит в Манеже выставка, народу приехало - не сосчитать. И
делегация красных латышских стрелков пожаловала, с товарищем Лацисом во