"Филипп Боносский. Долина в огне " - читать интересную книгу автора

никакого определенного намерения, однако ему почему-то не хотелось, чтобы
его заметил кривой Култер, - сторож свалки. Столб с прибитой поперек
дощечкой преградил ему дорогу, как крест. На дощечке была надпись: "Прохода
нет. 50 долларов штрафа".
На свалке лежали целые богатства. Каждый день, пыля по известковой
дороге, сюда приезжали грузовики. Старые лошади, которых рано или поздно
тоже приволокут сюда же, медленно тащились, нагруженные отбросами города,
сбрасывали их и трусили обратно за новой поклажей. Сначала кто угодно мог
рыться здесь в поисках разных разностей. Было просто удивительно, насколько
город не понимал цены вещам: иногда выброшенной мебелью, которая требовала
всего лишь небольшой починки, можно было обставить целую комнату. В прежние
дни свалка была усыпана мальчишками и взрослыми, как пирог изюмом. Но затем
кривой Култер (один глаз у него был совершенно закрыт бельмом, словно
смотрел внутрь) водрузил здесь столб с надписью и начал сам промышлять на
свалке. Он складывал разное старье в большие кучи на дворе за печью, а потом
продавал.
Култер зверски пил, и у него была винтовка. По ночам, спрятавшись в
густой тени печи, он стрелял в крыс, которые рыскали на свалке. Мальчишки
прокрадывались сюда за медью и латунью, за свинцом и серебром, хоть и знали,
что если кривой Култер их поймает, то упрячет прямо в печку...
Бенедикт вздрогнул: перед ним темнела огромная мусорная куча. Она
топорщилась и зловеще шевелилась под порывами ветра. Ему послышался хриплый
голос отца Дара, и от страха у него перехватило дыхание.
Ясный месяц все время с любопытством глазел на него и видел, как
Бенедикт пришел сюда. Месяц заливал своим сиянием свалку, и только небольшая
часть ее была погружена в глубокую тьму, в которой, словно чьи-то
подстерегающие глаза, поблескивали черепки и осколки. Бенедикт посмотрел в
сторону печи: ее труба высилась перед ним, как длинная колонна, упираясь в
небо клубами черного дыма. Кругом стояла тишина и не было ни души; лишь
вездесущий ветер шелестел бумагой да с легким шорохом скользил в картошке,
длинные стебли которой белели в серебряном свете. Там и сям вспыхивали
блуждающие огоньки: свалку постоянно ворошили; мусор рассыпался и скатывался
вниз, прежде чем застыть в тяжелом глубоком сне. Вонь, как липкий пар,
поднималась от разлагающихся отбросов. Бенедикт дрожал, зубы его стучали.
Затаив дыхание, он пробирался вдоль огромной кучи, согнувшись, чтобы его не
было видно. Он нашел мешок, потом рукоятку от метлы, вооружился ею и стал
рыться в мусоре. Воздух был отравлен. Словно пловец, мальчик захватывал его
короткими глотками, а потом медленно выдыхал.
Он нашел медный котел и сунул его в мешок. Внезапно его охватила
радость. Он застыл на месте, жадно огляделся вокруг. О, какое перед ним
лежало богатство! Оставалось только выбирать себе сокровища. Крысы неохотно
отступали перед ним, пятились назад; он грозил им палкой. Они крались в
разные стороны, злые серые тени. Бенедикт увидел сломанный канделябр и
бросился к нему; канделябр, казалось, был из чистого серебра. И вдруг над
долиной раздался оглушительный выстрел. Мальчик упал ничком в какую-то
маслянистую лужу. С кучи посыпались вниз жестянки. В страхе он вцепился в
мусор пальцами, прижался к нему. Он даже не мог пошевелить губами и
прочитать молитву; он оцепенел от ужаса.
Но легкий ветер не испугался, он шелестел вокруг него и лизал его щеки.
Мальчик осторожно повернул голову. С того места, где он упал, он едва мог