"Юрий Васильевич Бондарев. Выбор" - читать интересную книгу автора

тута. Ты, грит, рулон с шерстью или валюром раскатай, завернись в него и
дрыхуна заводи, в рулоне тепло будет!" Две ночи там проночевал, как кум
королю. А вчерась всех нас - взашей!..
- Положеньице, - хриплым голосом сказал глыбообразный человек с большим
лицом, не отводя сумрачных щелочек-глаз от одной точки на столе, а челюсти
его продолжали по-бульдожьи двигаться с заведенной однообразностью.
Все трое посмотрели в его сторону, но тот не обратил на них никакого
внимания, механически бросил в рот кусочек черного хлеба и, тупо
пережевывая, выдавил тем же охриплым голосом:
- Положеньице...
- Это верно, - вздохнув, согласился белобрысый паренек. - Положение мое
хуже телячьего. А что делать?
- Ночной горшок купить, - насмешливо сказал Илья. - А что еще?
Эвакуироваться тебе надо с каким-нибудь детским садом. В армию? Не-ет, не
возьмут, друг мой Ваня. Два годика ждать придется. Два годика на горшочке
посиди.
- Опять? Опять дразнишься? - встрепенулся Ваня и возмущенно заморгал
белыми ресницами. - Ты меня за что же так не уважаешь? Морда моя не по нутру
тебе?
- Ну, перестань, Илья, подначивать! С какой стати? - сказал Владимир,
невольно защищая Ваню, но при его словах "морда моя не по нутру тебе" не
сдержал смеха, и этот смех, заразивший Илью и следом самого паренька,
произвел странное действие на глыбообразного человека с застывшим взглядом.
Он прекратил наконец работу сильных челюстей, осмысленно поглядел
вокруг, и его большое с красными жилками лицо перекосилось.
- Чего ржете, жеребцы? Чему такому радуетесь? - выговорил он злобно. -
В башках свистит? Подумали бы своими балбешками! - Человек постучал
прокуренным заскорузлым пальцем себя по лбу. - Подумали бы, что с вами-то
будет, если немец Москву возьмет? Чего хохотаете без толку, когда плакать
надо! О матерях бы своих подумали!..
Нет, они не думали ни о матерях, ни о чрезвычайности положения на
фронте, ни о крайних обстоятельствах в Москве, не верили в то, что угроза
велика и смертельна, не представляли, что немцы могут войти в город, стать
хозяевами всех этих знакомых с детства улиц, трамвайных перекрестков,
Садовой, Красной площади, Арбата, улицы Горького, Нескучного сада,
замоскворецких переулков, знаменитых летом цветущими липами, прохладными
задними двориками с сараями и голубятнями... Они не только не могли
представить все это в подчинении враждебной чужой силе, но, еще не
испытавшие до конца гибельного страха, защищенные неутраченной верой юности,
едва терпели сомнение в других, презирая и отвергая слабость, как трусливое
малодушие.
- А вы неужели думаете, что немцы Москву возьмут? - спросил Владимир и
переглянулся с Ильей, который не спеша курил, выражая позой ленивое
хладнокровие.
- Много паникеров развелось, - проговорил Илья, ни к кому не
обращаясь. - И все ноют и ноют. Несмотря на приказ коменданта Москвы
генерала Синилова - нытиков, шептунов и дезертиров расстреливать на месте.
- Значит, так - издеваетесь, сопляки, герои лопоухие?
Глыбообразный человек, лилово багровея, засопел, сомкнутые бульдожьи
челюсти перекатывали жесткие бугры желваков - нечто угрожающее, темное