"Юрий Васильевич Бондарев. Выбор" - читать интересную книгу автора

- Вы курите, мальчики? - удивилась Маша. - Вы там, на оборонных
работах, научились? Какие-то вы странные, на самом деле взрослые стали... В
армию, я уже догадалась, что в армию, - повторила она и покусала губы. - Ах,
как я тоже хотела бы в армию! Но ничего, ничего не выйдет. Я не могу бросить
маму.
Илья, прищурясь от дымка папиросы и, казалось, ни о чем трудном не
думая, сказал:
- Машенька, ты чересчур красива для армии. Дуэли среди мужчин начнутся.
Так что уж сиди с мамой и жди нас. А точнее - Володьку. У меня пять родинок
на левом плече - значит, впереди судьба скитальца, как цыганка нагадала. Да
если и убьют, беда небольшая: поплачут и перестанут. Верно ведь?
(Зачем он сказал тогда эту роковую фразу?)
Маша прямо посмотрела на Илью, точно угадывая причину непробиваемой его
несерьезности, его бездумной шутки над тем, над чем нельзя было смеяться, но
тоже сказала тоном легкомысленной беспечности:
- Как все невероятно смешно! Пять родинок на левом плече? И как это
романтично, какие-то испанские повести Мериме! Не Кармен ли нагадала, Илья?
- Хуже, - Илья притворно вздохнул. - Хотя цыганка была фантастической
красоткой. Ресницы два метра и ноги, как у богини.
- Хуже? Хуже кого? - взмахнула мохнатыми ресницами Маша. - Как это
понимать - "хуже"?
- Хуже в том смысле, что таких, как Кармен, в мире уже нету, - Илья
сожалеюще пощелкал ногтем по папиросе. - Красота измельчала, а всякие
сантименты давно пора в музей сдать. Устарело, как каменный топор.
Маша напряженно выпрямилась.
- Глупо! И даже не вызывает жалости. Я всегда знала, что ты груб, как
камень. Твой бокс и твои мускулы - достаточное тому доказательство. Что же
это за музей открылся? Где?
- Откроется. Музей сантиментов. Мы живем в грубый век силы. Впрочем, я
не шучу! - Он поперхнулся дымом, смеясь, выказывая отличные, ровные зубы. -
Я действительно подумал, что в армии ты можешь устроить переполох. Ведь
чокнутых дураков еще много, и каждый считает себя неотразимым красавцем,
созданным для сентиментальной чепухи.
- Вот уж глупость, которая потрясает меня до глубины души! -
воскликнула Маша, удивленно пожимая плечами. - Может быть, ты... Может быть,
ты ревнуешь меня?
- Правильно, - сказал Илья.
- С каких же это пор?
- Не имеет значения.
- Почему же не имеет? Земля полна слухами, что ты не без успеха
ухаживал за тренершей в волейбольной секции из спортивной школы. Неотразимая
белокурая красавица. Не помню, как ее звали... Кажется, Полина?..
Илья докурил папиросу, швырнул ее на решетку водостока, где сумеречно
мерцала корка льда и жестяно торчал из него не смытый дождями, вмерзший
уличный мусор, притянул Машу за локоть, заговорил с той взрослой
фамильярностью, когда трудно было понять, в шутку он говорит или всерьез:
- Ты неплохой малый, и не знаю, как Володьке, а мне немного нравишься.
У тебя ресницы гораздо длиннее, чем у той цыганки.
- Это что же такое? Милые шутки? Объяснение в любви, что ли, в стиле
Дон-Жуана? - Маша блеснула глазами по невозмутимому лицу Ильи и, озябнув,