"Юрий Васильевич Бондарев. Выбор" - читать интересную книгу автора

воскликнула Виктория с передразнивающим победоносным восторгом и легко
вскочила, остановив качалку, запахивая дубленку, как если бы счастливо,
благополучно кончилось все. - Будем воспринимать жизнь, смеясь!
И она, смеясь, приблизилась к зеркалу, старому, пожелтевшему, из
которого извергался снежный свет солнечного февральского дня, стала
рассматривать свое лицо, капризно морща переносицу, затем, разглаживая
мизинцем брови, спросила превесело:
- Па, ты не ждешь гостей?
- Нет.
- К тебе никто не должен приехать?
- Никто. Почему ты спрашиваешь?
Она потрогала мочки ушей, где серебристо поблескивали серьги.
- Па, можно тебя ограбить? Ты понимаешь, о чем я говорю, и если у тебя
нет, то так и пойму: нет. Я не обижусь и доживу до стипендии... хотя то, что
я видела, стоит пять моих стипендий. Баловство, разврат, антипедагогично,
порча молодого поколения. А... можно, а?
- Какова причина ограбления? - спросил Васильев, вытер тряпкой руки,
открыл дверцу тумбочки и выдвинул ящик, где лежали деньги. - Не секрет,
Вика?
- Серьги. С великолепными изумрудиками на висюльках. Впрочем, нет, не
надо. Они не очень хорошие. Просто они даже безвкусные, невероятно глупые, и
все комодообразные бабы, мещанские каракатицы, будут останавливать меня на
улице и спрашивать, где я купила. О, гадость какая!..
Она повернулась от зеркала с брезгливым сопротивлением, но снова
заулыбалась навстречу озадаченному взгляду Васильева, не совсем прочно
задвинувшего ящик в тумбочке, и быстро приблизилась к нему и не поцеловала,
а коснулась кончиком носа его щеки, говоря:
- Па, немножко помни о нас. Мы не такие уж плохие и не такие уж
хорошие, но все-таки женщины, а ты у нас один. Пока!
Уже в тот момент, когда Виктория направилась к двери, зазвонил телефон,
она оглянулась на отца, с озорной решимостью спрашивая его поднятыми
бровями: "Помочь, а?" - и сняла трубку, произнесла не без манерной
протяжности: "Да-а", - и после минутной паузы, наслаждаясь некой
разыгрываемой ролью, заговорила тоном неприступного высокомерия:
- Вы ошиблись: Вики нет дома. Есть Виктория, точнее - Виктория
Владимировна. Пожалуйста. Я принимаю ваши извинения и прошу в следующий раз
не называть так. Насколько мне известно, вика - какая-то трава, как клевер,
или какой-то горох, известно вам это? Я сказала, что принимаю ваши рыцарские
извинения. Нет, его нет в мастерской, он вышел. Когда будет, не знаю. А что
ему передать? Кто звонил? Ах, еще позвоните? Всего хорошего.
Она положила трубку, мимолетно сказала:
- Не назвался. Но, по-моему, Колицын. Жирный голос преуспевающего
солиста оперного театра. Наверняка ты ему нужен. - Она заулыбалась,
прощально помахала пальцами. - Па, не забывай нас! Я пошла.
"Я не хочу никого видеть в этом гадком мире!" - вспомнил он рыдающий
вскрик дочери во время болезни два года назад, но вспомнил без прежней
остроты, с притупившейся болью, когда стук сапожек Виктории замолк в
коридоре, и подумал, что она дерзкой, наигранной легкостью отстраняет,
заглушает в себе то, полностью незарубцевавшееся, и что им тоже не забыто
потрясшее его тогда отчаяние больной дочери, которую он до той болезни,