"Юрий Васильевич Бондарев. Выбор" - читать интересную книгу автора

- Как это мелко и мерзко, па! - сказала она исполненным глубокого
отвращения голосом. - И как все пошло и неинтересно в этой дурацкой любви!
Представляешь, сейчас глупые девицы выходят замуж из-за престижа. Боже,
спаси меня от дураков-женихов, которых я ненавижу!
Он знал, что никакими словами не сможет помочь своей двадцатилетней
дочери смягчить безразличную и холодную ожесточенность, и ее холодок
проникал в душу его, и любовь к дочери становилась тем обостреннее, чем
больше он чувствовал ее отчужденность от сверстников, которые, как это ни
странно, постоянно крутились вокруг нее.
- Ты не преувеличиваешь страсти-мордасти? - проговорил Васильев не
очень серьезным тоном, хотя понимал, что повода для шутки не было. - Может,
не стоит ничего осложнять? Жизнь сама по себе есть жизнь, и особенно в твоем
возрасте - прекрасна...
Равномерно поскрипывая качалкой, Виктория по-прежнему смотрела в
потолок, а темно-серые, пронизанные солнцем глаза ее были далеко в
запредельном пространстве, и чуточку была выгнута назад слабая тонкая шея -
поза равнодушия, усталости, загадочной отстраненности - и все было в ней
знакомое, родственное, взятое у Марии поры довоенной юности, и одновременно
хрупкое, жалкое, беззащитное перед всем миром.
- Боже, спаси меня, - повторила Виктория и перевела дыхание, точно на
самом деле молилась исступленно. - Па, тебе никогда не бывает не по себе от
людей? - спросила она шепотом, не поворачивая к нему головы. - Понятно, тебя
спасает твоя профессия, ты должен любить всех. А я не могу. И так бывает
тяжело, па. И так иногда невыносимо вставать утром.
По ее лицу ходили смутные тени, и он помолчал, зная, о чем она думает,
затем с неловкой легковесностью сказал:
- Есть в твоем возрасте одно прекрасное средство, дочь моя. Это жить,
как подсказывает биологический закон...
Она взглянула вопросительно.
- Я не сообразила, па. Что значит биологический закон?
- Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет.
- Твой любимый Гете, что ли? - Виктория презрительно повела плечом. -
Древо? Пышно зеленеет? Он лжет, твой великий поэт, - сказала она
непреклонно. - А если и не очень лжет, то пышное дерево цвело когда-то, в
девятнадцатом веке, а сейчас его срубили на лесозаготовках для выполнения
плана. - Она перестала раскачиваться в кресле, брови ее подрагивали как от
смеха. - Ты не заметил, как люди пытаются красиво говорить? Не обратил
внимания? А я знаю для чего. Чтобы замаскироваться как следует. И вот ты
тоже, так называемый прогрессивный художник, а такую новогоднюю елочную
игрушку подарил мне для забавы: "а древо жизни пышно зеленеет". Ну зачем,
добрый па, смысл какой?
- Что бы мы ни говорили с тобой, Вика, - сказал Васильев, - а вся наша
жизнь - любопытная штука, и молодость - чудесный подарок, который, к
сожалению, быстро отбирает время. У тебя этот подарок пока есть - и прочь
всякое самоедство! Именно так, Ви! Именно здесь смысл биологического закона.
- Да здравствует биозакон в обстановке трудового и идейного подъема,
претворяющий в жизнь предначертания, - сказала Виктория и даже шмыгнула
носом, выразив восторг тупого лекторского самодовольства. - Бурная овация -
и дальше. Гуси, гуси, га, га, га... Есть хотите? Да, да, да. Ну, летите! Нам
нельзя, серый волк под горой... Глупость! Нам не страшен серый волк! -