"Юрий Бондарев. Публицистика" - читать интересную книгу автора

несет в себе утверждение и отрицание. Познание не может быть нейтральным -
ведь вы хотите докопаться до истины. Истина имеет свои моральные
измерения, свою объемность. Значит: или, отрицая, утверждать живое, или,
утверждая, отрицать мертвое. Зло - это противоположная форма добра. Но
порой зло и добро, как сиамские братья, уживаются как бы в единой
сущности, мучаясь в противоречиях, но не в силах оторваться друг от друга.
Задача всякого истинно социалистического искусства исследовать эти
явления, ибо мы рассматриваем жизнь в диалектическом ее развитии.
Писатель должен быть действенной памятью своего общества и его душевным
опытом.
Искусство - это память народа. Очень многое было бы потеряно в нашем
душевном опыте, если бы не были написаны книги, не были созданы фильмы о
революции, о первых пятилетках, об Отечественной войне. Главное же для
писателя и сценариста - объект его наблюдения, объект его исследования -
люди, их страсти, их поступки. Люди живут, объединенные в общество. Толчки
к творчеству идут извне. Это социальные и моральные импульсы общества.
Мы исповедуем метод социалистического реализма. Я много слышал бранных
слов в адрес этого метода на международных дискуссиях и, в свою очередь,
защищал то, что исповедую. В этих дискуссиях постоянно улавливается
противоречивость, ибо оперирование терминами - это не самое убедительное
доказательство. Где же истина? Она, по-видимому, все же в книгах, в их
воздействии на человека.
Один из теоретиков французского "нового романа", Ален Роб-Грийе, заявил
на дискуссии в Вене, что представители "нового романа" пишут неосознанно,
а вся, мол, современная социалистическая литература занята проблемами
сугубо утилитарными, как-то: выполнение рабочим производственного плана,
получение квартиры. Другой французский писатель, Жан-Блок Мишель,
присоединил к этому еще одну, якобы мучающую советскую литературу проблему
- посева зерновых культур в деревне. Однако при этом не было названо ни
одной даже плохой нашей книги последних лет. И, как ни странно, не было
даже юмора, свойственного французам. И я не особенно удивился бы, если бы
к этому были добавлены и проблема поглощения русскими черной икры ложками
из деревянных бочек, и проблема медведей на улицах Москвы...
Не так давно английский писатель Уильям Голдинг совершенно серьезно
задал мне вопрос: "Садясь к столу, думаете ли вы, что будете писать роман
методом социалистического реализма?" Я, в свою очередь, спросил его:
"Создавая свои романы, думаете ли вы о методе капиталистического
реализма?" Голдинг понял все и засмеялся.
Я ненавижу и в жизни, и в своих книгах несправедливость, ложь,
равнодушие, предательство, карьеризм, и я хочу верить, что золотые истины
могут победить и побеждают свинцовые инстинкты. И я ищу в людях активное
добро, мужество, товарищество и единение, не умиляясь и не приукрашивая
человека, но и не унижая его презрением и жалостью. Я против лучезарного
сияния в финалах романов и фильмов, против елочных игрушек в искусстве,
ибо в неуверенном умилении вижу желание успокоить человека, надеть на
главу его карамельно-розовый венец самодовольства. Нет, надо все время
стучаться в его сердце, в его разум. Серьезная книга и серьезный
кинематограф должны беспокоить сознание, говорить человеку, что он еще не
достиг совершенства, и, отрицая в нем плохое, утверждать светлое начало,
заставлять думать о сущности человеческого призвания.