"Игорь Бондарев. После скачек" - читать интересную книгу автора

происшедшее как дурной сон, в хорошем настроении расплатился с шофером и
позвонил в дверь к друзьям. Hадо сказать, он расчитывал, что завтрак его
хоть немного отвлечет.
Оказалось, однако, его пригласили как раз за тем, чтобы обсудить
скачки. Присутствовавшие за завтраком три дамы и двое мужчин так
придвигались к нему, что чуть было не сломали стол.
- Так скажите же нам, дорогой, как все случилось! В газетах самые
противоречивые версии.
- Если вы хотите, чтобы мы остались добрыми друзьями, давайте больше
не будем говорить об этом, - произнес джентельмен и жокей. - Более того,
имею честь сообщить вам, что я никогда больше не сяду в седло и в скачках
участвовать не буду. Вообще не буду ездить верхом. Пусть лошади остаются
сами по себе, а мы, мужчины, - сами по себе.
И он рассмеялся, успокоенный тем, что в стеклянной поверхности столика
для посуды отражаются его вполне человеческие глаза - маленькие злобные
глазки.
Слова Сэра Руфуса, а также интонация, с которой они были произнесены,
показались другим участникам завтрака несколько странными. Однако
настаивать на объяснении было неуместно - наверняка у джентельмена и жокея
были свои основания, о которых ему не хотелось бы упоминать, - во всяком
случае, все, не сговариваясь, сочли их достаточно серьезными. Так у постели
больного, лежащего по неизвестной причине в лихорадке, обычно стараются
говорить о чем-то постороннем.
Трапеза завершилась весело. Все напрочь забыли про лошадь - до того
самого момента, когда Сэр Руфус, рассыпаясь в тонких и изящных выражениях,
которые всегда производили неотразимое впечатление, стал благодарить
хозяйку дома за великолепный прием. И тут с женщиной случился нервный
припадок - она вдруг заметила за спиной Сэра Руфуса темно-серый конский
хвост, который терся о пиджак и производил при этом весьма громкие звуки.
Хвост весело вилял, как бы собираясь принять активное участие в разговоре;
Сэр Руфус Флокс выбежал, не попрощавшись. Hа улице он вновь обрел
нормальный человеческий облик. Много дней с ним не происходило ничего
нового. Потом, это было в воскресенье, Сэр Руфус ощутил приступ тошноты и
тут же с ужасом почувствовал, что его органы опять стали нечеловеческими -
вплоть до печени и селезенки. Он подбежал к большому трюмо, которое
специально приобрел совсем недавно, но в нем не отразилось ничего
особенного.
Сэр Руфус отправился повидать свою невесту, американку, не богатую, но
и не бедного достатка, которую очень сильно любил. Hо всякий раз, когда ему
по дороге попадалась кобыла, он не мог отвести от нее глаз - это было
настолько неудержимо, что пришлось отказаться от визита к невесте и зайти в
одну из больших конюшен, где обычно содержалось от двенадцати до пятнадцати
кобыл. Если бы его возлюбленная могла быть с ним в этом прекрасном, таком
чистом заведении! Они уселись бы рядышком на охапку соломы, он с радостью
держал бы руки невесты в своих, вдыхая теплый, чуть островатый запах
конюшни...
Следующий день начался плохо. Вместо того, чтобы распорядиться насчет
завтрака, Сэр Руфус, желая привлечь внимание горничной, внезапно заржал, а
когда служанка появилась с подносом, стал выпрашивать "сахарку", грациозно
кивая и подавая переднюю ногу, как то делают ученые лошади, - причем, что