"Марина Бонч-Осмоловская. День из жизни старика на Бгркендейл, 42" - читать интересную книгу автора

Сегодня у старика выдался на редкость удачный день. Кроме того, что это
был вторник, в его почтовом мешочке лежало четыре письма. Три местных, из
разных контор, он сунул их в карман. Последнее - заграничное. Старик уселся
на горшок и принялся разглядывать конверт. Толстая белая бумага, в углу
удивительные марки. На одной высокие кустистые пальмы между зеркальными
небоскребами. Не окна, а все их стены горели синевой, отражая синь высокого
неба. На другой марке - океан. Здесь тоже все ярко, но не голубизна
полыхает, а зелень прекрасных вод. Белоснежные пески и паруса. Австралия.
Письмо от сына.
Старик зажал письмо в руке и поспешил в дом. На полдороге он
подскользнулся и, проехав на одной ноге, чуть не рухнул в зеленоватую лужу:
здесь, во внутреннем дворике, объемистые плиты разъехались, можно было не
только споткнуться, но просунуть между ними палец. Лежали они, несколько
вспучившись и подперев друг друга уже последние лет тридцать, и старик даже
не помнил, перекладывал ли их кто-нибудь на его памяти. Но хуже было то, что
поверхность плит давно покрылась ровным слоем зеленой плесени так же, как
мириады оград доброй старой Англии, сложенные из бурого тяжелого камня и
тоже покрытые плесенью: стены между двориком и газоном, между газоном и
сараем, стены в человеческий рост между соседними домами, между фермами,
лугами, полями, лесами... словом всюду, где для них нашлось подходящее
место. Старик не замечал эти тяжеловесные корявые нагромождения, сложенные
как будто в понедельник с утра после желудочного отравления. Но скользя по
гнилостной плесени перед своей собственной дверью, он всякий раз грозил этой
плесени разделаться с ней при помощи удушающей химии. Но яд не покупал: он
был убежден, что химикалии испортят плиты, те разъедутся и нарушат рисунок и
красоту двора.
Старик удержал равновесие, но проехал ладонью по мокрой грязи, измазав
плесенью белое письмо. Он уцепился за трубу. Уже который раз он падал на
этом самом месте и всякий раз его спасали канализационные трубы, так удачно
проложенные не внутри дома, а по поверхности стен. Старик восхищался чисто
английской смекалкой, придумавшей такую конструкцию. А эстетическое чувство
удовлетворялось тем, что переплетения крашеных труб свисали по крайней мере
не по фасаду дома.
Пока старик тер чистой рукой конверт, дождь вымочил его макушку,
розоватую и нежную, покрытую серебристо-рыжими тоненькими нитями. На кухне
он очистил письмо тряпкой, вгляделся в блеск австралийских марок, перевел
взгляд на поехавшие плиты двора и внятно сказал: "Не может быть!"
И тут он заметил, что миска пуста. Здесь, на заднем дворе, старик
каждый вечер оставлял миску собачьей еды, смешанной с макаронами, для лисы и
ежей. Сад старика был необъятен, и так же необъятны были густейшие заросли
ежевики, с трех сторон ползущие к дому и уже поглотившие под собой половину
террасного сада. Временами старик мечтал перекопать весь сад. Мысль его
уходила глубже, и он гадал, нет ли в его земле старинного клада. Многие
мечтали найти нефть, как нашла сама королева, но старик этого страшился.
Когда-то вся земля на их двух параллельных улочках принадлежала аббатству. А
еще раньше, в пятнадцатом веке, землю эту продал аббатству герцог
Норфолкский. И хотя дом и сад принадлежали старику, было известно, что все,
что таится в земле, будь то нефть, уголь или клад, заберет себе неведомый
герцог. Старик не знал, жива ли еще хоть одна личность под этим именем, но
копать глубоко боялся все равно.