"Андрей Тимофеевич Болотов. Записки, написанных самим им для своих потомков (1790) " - читать интересную книгу автора

на Висле, в прусском городке Мариенвердере. Что ж касается до оставшихся в
Курляндии и Самогитии полков под командой генерала Броунаи и князя Голицына,
то и сим велено также вступить в Пруссию и, пройдя через нее, занять верхнюю
часть польской Пруссии с городами Кульмом, Грауденцом и Торунем и через то
составить кордон по всей реке Висле.
Как в числе сих остававшихся в Курляндии полков случилось быть и нашему
Архангелогородскому полку, то и не имели мы в сем зимнем походе соучастия,
но во все сие время простояли спокойно на своих квартирах и не прежде обо
всем вышеупомянутом узнали, как по вступлении уже наших в Кенигсберг, и
когда прислано было повеление, чтоб и нам туда же следовать. Я не могу
довольно изобразить, какую радость произвело во всех нас сие известие. Все
мы радовались и веселились тому власно так, как бы каждому из нас подарено
было что-нибудь и мы в завоевании сем имели собственное соучастие. Никогда с
такой охотой и удовольствием не собирались мы в поход, как в сие время, и
никогда такого усердия и поспешности в сборах и приготовлениях всеми оказано
не было, как при сем случае.
Нам велено было нимало не медля выступать в поход, и путь шествию
нашему назначен был прямо через Польшу, или нарочитую часть литовской
провинции Самогитии; а потом вдоль всего королевства Прусского прямо к
польскому вольному городу Торуню, стоящему на берегах реки Вислы на
отдаленнейшем краю Пруссии польской. Итак, хотя мы и не могли ласкаться
надеждой увидеть столичный прусский город Кенигсберг, который оставался у
нас далеко справа, однако, по крайней мере, довольны были мы тем, что увидим
все Прусское королевство.
Со всем тем сколько ни радовались мы сему скорому и нечаянному
выступлению и шествию в Пруссию, однако обстоятельство, что тогда была самая
середина зимы и что всем надлежало запасаться санями, наводило на нас много
заботы. Но никто из всей нашей братии офицеров так много озабочен тогда не
был, как я; но тому была и довольная причина. У всех офицеров было довольное
число лошадей, на которых бы им везти свои повозки, и на чем и самим в
маленьких санках могли ехать, ибо верховая езда для зимнего времени была
неспособна, а у меня было только две лошади, а третьей, для особенных и
маленьких санок, не было. На сей третьей лошади, как выше упомянуто,
отправил я другого человека моего в деревню, за Москву, и сей человек ко мне
еще тогда не возвратился. Итак, не только не было у меня третьей лошади и
другого человека, но, сверх того, имел я и во всем прочем крайнюю нужду и
недостаток: не было у меня ни маленьких санок, как у прочих, не было ни
большой шубы, ни порядочного тулупа, ни прочего нужного платья, ни запаса,
ни съестных припасов, только нужных для похода, а что всего паче - не было и
денег. Всего того уже за несколько дней дожидался я со всяким днем, а тогда,
как сказан был нам поход, то ожидание мое сопрягалось с величайшей
нетерпеливостью, ибо, по счислению времени, надобно уже ему было давно быть.
Со всем тем, сколько я Якова своего ни дожидался, сколько ни смотрел в
окна - не едет ли, сколько раз ни высылал смотреть, не видать ли его едущего
вдали - но все наше ожидание и смотрение было напрасно: Якова моего не было
и в появе, и я не знал, что, наконец, о нем и думать. Уже сделаны были все
приготовления к походу, уже назначен был день к выступлению, уже день сей
начал приближаться, но Яков мой не ехал и не было о нем ни духу ни слуху, ни
послушания. Господи! какое было тогда на меня горе и каким смущением и
беспокойством тревожился весь дух мой! Я только и знал, что, ходя взад и