Глава шестая МАХНОВЩИНА (продолжение)

Мятеж Григорьева. — Первое нападение большевиков на Гуляй-Поле

12 мая 1919 г. в основной штаб махновцев, стоявший в Гуляй-Поле, пришла телеграмма следующего содержания:

Гуляй-Поле, батько-Махно по нахождению.

«Изменник Григорьев предал фронт. Не исполнив боевого при­каза, он повернул оружие. Подошел решительный момент — или вы пойдете с рабочими и крестьянами всей России, или на деле откроете фронт врагам. Колебаниям нет места. Немедленно сооб­щите расположение ваших войск и выпустите воззвание против Григорьева, сообщив мне копию в Харьков. Неполучение ответа буду считать объявлением войны. Верю в честь революционеров — вашу, Аршинова, Веретельникова и др. Каменев, № 277. Реввоен-контролер Лобье.»

Штаб в своем расширенном составе, с участием представи­телей Военно-революционного Совета, немедленно обсудил теле­грамму, сообщающую о событии, и само событие и пришел к следующему заключению. Григорьев — бывший царский офицер; накануне свержения гетмана он находился в рядах петлюровцев, руководя большими повстанческими отрядами, бывшими в рас­поряжении петлюровских властей. В дни разложения петлюров­ской армии, происшедшего под влиянием классовых противоречий, Григорьев со всеми своими частями перешел на сторону большевиков, пришедших к этому времени из централь­ной России, и стал действовать с ними против петлюровцев, сохранив за своими частями известную автономию и свободу действий. В Херсонской губернии сыграл значительную роль в ликвидации петлюровской власти. Занял Одессу. Затем до по­следнего времени держал фронт повстанческими отрядами в на­правлении Бессарабии.

Повстанческие отряды Григорьева и в организационном, а глав­ное — в идейном отношении значительно отстали от махновского повстанческого района. Они не развивались, оставаясь все время в первоначальной стадии своего роста. В начале всеобщего повстания они были проникнуты революционным духом, но в самих себе и крестьянской среде, откуда вышли, они не отыскали тех истори­ческих задач труда и того яркого социального знамени, которые были у махновцев. Несмотря на высокий революционный подъем этих отрядов, они имели неустойчивый, далеко не определенный социальный идеал, в связи с чем подпадали под руководство то петлюровцев, то Григорьева, то большевиков.

Сам Григорьев никогда не был революционером. В его по­ведении, когда он состоял в рядах петлюровцев, а затем в рядах красной армии, было много авантюристического. Он был пре­имущественно простым воякой, которому стихия народного по-встания неожиданно раскрыла простор. Физиономия его имела чрезвычайно пестрый вид: в нем была и доля сочувствия за­битому крестьянству, и властничество, и атаманское озорство, и национализм, и антисемитизм. Что заставило его выступить против большевиков? Для штаба махновцев это было неизвест­ностью. Имелись данные о том, что сами большевики спрово­цировали его на выступление, дабы ликвидировать его автономные повстанческие отряды, которые хотя и не пресле­довали самостоятельных революционных целей, как махновцы, но по своей форме и содержанию были все-таки враждебны идее большевизма. Как бы то ни было, но движение Григорьева про­тив большевиков являлось в глазах махновцев не революцион­ным, не трудовым, а лишь военным, политическим, заслуживающим полного презрения с их стороны. Это особенно стало ясным, когда Григорьев выпустил свой «Универсал», пред­ставлявший собою проповедь национальной вражды между тру­дящимися. Единственное во всем движении, достойное, по мнению махновцев, внимания и сожаления, — это повстанче­ские массы, увлеченные Григорьевым обманным путем в поли­тическую авантюру.

Таково заключение, к которому пришли махновцы, обсудив григорьевское движение. И в соответствии с этим штаб армии начал реагировать на событие. Прежде всего было сделано следующее распоряжение по фронту:

«Мариуполь. Полевой штаб армии махновцев. Копия всем на­чальникам боевых участков, всем командирам полков, баталионов, рот и взводов. Предписываю прочесть во всех частях войск имени батько-Махно. Копия Харьков Чрезвычайному Уполномоченному Совета Обороны Каменеву.

Предпринять самые энергичные меры к сохранению фронта. Ни в коем случае недопустимо ослабление внешнего фронта револю­ции. Честь и достоинство революционера заставляют нас оставаться верными революции и народу, и распри Григорьева с большевиками из-за власти не могут заставить нас ослабить фронт, где белогвар­дейцы стремятся прорваться и поработить народ. До тех пор, пока мы не победим общего врага в лице белого Дона, пока определенно и твердо не ощутим завоеванную своими руками и штыками сво­боду, мы останемся на своем фронте, борясь за свободу народа, но ни в коем случае не за власть, не за подлость политических шар­латанов.

Комбриг Батько-Махно. Члены штаба (подписи).»

Одновременно с этим штаб послал в ответ Каменеву следующую телеграмму:

«Харьков. Особоуполномоченному Совета обороны республики Каменеву. Копия Мариуполь. Полевой штаб.

По получении от вас и от Рощина1 телеграфного известия о Григорьеве, мною немедленно дано было распоряжение — держать фронт неизменно верно, не уступая ни одной пяди из занимаемых позиций Деникину и прочей контрреволюционной своре и выпол­няя свой революционный долг перед рабочими и крестьянами Рос­сии и всего мира. В свою очередь заявляю вам, что я и мой фронт останутся неизменно верными рабоче-крестьянской революции, но не институтам насилия, в лице ваших комиссариатов и чрезвычаек, творящих произвол над трудовым населением. Если Григорьев рас­крыл фронт и двинул войска для захвата власти, то это — пре­ступная авантюра и измена народной революции, и я широко опубликую свое мнение в этом смысле. Но сейчас у меня нет точных данных о Григорьеве и о движении, с ним связанном; я не знаю, что он делает и с какими целями; поэтому выпускать против него воззвание воздержусь до получения о нем более ясных данных. Как революционер-анархист, заявляю, что никоим образом не могу поддерживать захват власти Григорьевым или кем бы то ни было; буду по прежнему с товарищами-повстанцами гнать деникинские банды, стараясь в то же время, чтобы освобождаемый нами тыл покрывался свободными рабоче-крестьянскими соедине­ниями, имеющими всю полноту власти у самих себя; и в этом отношении такие органы принуждения и насилия, как чрезвычайки и комиссариаты, проводящие партийную диктатуру — насилие да­же в отношении анархических объединений и анархической печати, встретят в нас энергичных противников.

Комбриг Батько-Махно.

Члены штаба (подписи).

Преде. Культ-Просв. Отд. Аршинов.»

1 - Одновременно с телеграммой Л. Каменева была получена на имя Махно те­леграмма от Гроссмана-Рощина (советского анархиста), говорившая о том же со­бытии.

В то же время из представителей штаба и Военно-революцион­ного Совета была организована комиссия и направлена в район григорьевского движения с целью разоблачить Григорьева в глазах повстанцев и звать последних под революционное знамя махнов­щины. Григорьев же, заняв Александрию, Знаменку, Елисаветград, подошел к Екатеринославу, чем вызвал большую тревогу у ком­мунистической власти, бывшей в Харькове. Последняя с опасением посматривала в сторону гуляй-польского района. Каждый слух от­туда, каждая телеграмма Махно с жадностью ловились и печата­лись в советской прессе. Конечно, эти опасения были ничем иным, как плодом невежества советских правительственных чиновников, Допускавших мысль, что революционер-анархист Махно вдруг вы­ступит против них совместно с Григорьевым. Махновщина всегда

держалась принципиальных позиций, руководствовалась идеалами социальной революции, идеалами безвластного трудового общежи­тия. Она поэтому никогда не могла объединиться с отдельными противоболыпевистскими выступлениями на том только основании, что и сама махновщина шла против большевизма. Наоборот движение, подобное григорьевскому, создавало лишнюю угрозу сво­боде трудящихся и поэтому являлось таким же враждебным мах­новщине, как и большевизм. И на самом деле, на протяжении всего своего существования махновщина ни с одним противоболь-шевистским движением не объединялась, а боролась с одинаковым героизмом и жертвами как с большевизмом, так и с петлюровцами, Григорьевым, Деникиным, Врангелем, считая все эти движения стремлением властнических групп к порабощению и эксплуатации трудовых масс. Даже попытки некоторых левоэсеровских групп к совместной борьбе с большевиками были отвергнуты на том осно­вании, что левоэсеровщина, как политическое движение, есть в сущности тот же большевизм, то есть государственное порабощение народа социалистической демократией.

Сам Григорьев во время своего мятежа несколько раз пытался связаться с Махно. Но из всех его телеграмм в Гуляй-Поле дошла лишь одна, следующего содержания:

«Батько! Чего ты смотришь на коммунистов? Бей их. Атаман Григорьев.»

Телеграмма эта осталась, конечно, без ответа, а через два-три дня штаб, при участии представителей воинских частей с повстан­ческого фронта, вынес окончательное осуждение Григорьеву, вы­пустив против него отдельное воззвание. Вот оно: