"В.Болдырев. В тисках (Приключенческая повесть)" - читать интересную книгу автора

голосом.
Крошечной группой мы сошли на седловине, волнистой от застругов. С
любопытством рассматриваем необычные столовые сопки. Наконец-то ступили на
порог таинственных Анадырских плоскогорий! Гырюлькай достал кисет, набил
непослушными пальцами трубку и закурил. Я вытащил из-за пазухи свой "цейс" и
навел на голубые дымы.
Близко-близко я увидел дымящие яранги, множество нарт, оленей и
черноватые фигурки люден, столпившихся на окраине стойбища. Мне показалось,
что они смотрят на перевал, где мы стоим. На таком расстоянии они могли
видеть лишь точки. Я протянул Гырюлькаю бинокль и спросил, почему так много
людей там.
Старик, видимо, впервые видел бинокль. Я помог ему справиться с
окулярами.
- Какомей, колдовской глаз! - воскликнул он, увидев стойбище необычайно
близко. - Все старшины собрались, нас заметили...
Костя нетерпеливо потянулся к биноклю.
- А ну давай, старина.
Но Гырюлькай не хотел расставаться с невиданными стеклянными глазами.
- Орлиный глаз! - восхищенно чмокал он. - Однако, ждут нас, - отдавая
наконец бинокль, проговорил он с нескрываемой тревогой.
- Заметили, черти, суетятся, в кучу сбились, побежали куда-то...
готовят прием... - бормотал Костя, подкручивая окуляры. - Не разберу, что
они делают? Окопы, что ли...
- Полегче, старина, многие там и русского человека никогда не видали.
- Поехали! - рявкнул Костя.
Беговые олени ринулись с перевала галопом. Никогда я еще не ездил с
такой быстротой - прямо дух захватывало. Скоро уже простым глазом мы
различали фигурки людей. Но странно: теперь они не толпились на окраине
стойбища, а занимались каким-то делом. Копошились у нарт, жгли какие-то
костры...
Гырюлькай поравнялся со мной и радостно крикнул:
- Оленьи бега готовят, жертвенные огни зажгли!
Галопом мчимся к стойбищу. Но люди там словно ослепли, не замечали
гостей.
- Хитрые бестии! - крикнул Костя. - И виду не подают...
Подъезжаем к стойбищу. Никто не обращает внимания на приезжих. Мужчины
готовят нарты, просматривают упряжь, запрягают ездовых оленей. На окраине
стойбища, в тундре, женщины жгут костры, кидают в огонь кусочки мяса и жира
в жертву духам. Вокруг огней толпятся обитатели стойбища в праздничных
кухлянках, шитых бисером торбасах.
На шестах у финиша висят призы: новенький винчестер, пампушки
черкасского табака, узелок с плиточным чаем. Тут же привязан к нарте
призовой олень.
Останавливаемся у передней, самой большой яранги, неподалеку от
призовых шестов.
Люди стараются не смотреть в нашу сторону, но я вижу, с каким
напряжением сдерживают они острое любопытство.
Из яранги не спеша вышел Тальвавтын в белой камлейке*, накинутой на
кухлянку, отороченную мехом росомахи. Подол камлейки опоясывают нашивки из
ярких шелковых лент. На ногах белые как снег чукотские торбаса.