"Джеймс Бойл "Секты-убийцы" (Главы из книги)" - читать интересную книгу автора

шататься со своей гитарой по улицам. Он быстро познакомился с простой и
застенчивой двадцатитрехлетней девушкой Мэри Бруннер, работавшей в
библиотеке, и вскоре поселился у нее, в густонаселенном Хайте.
Под влиянием Чарли Мэри быстро освободилась от иллюзий насчет
моногамии. Однажды он привез с собой из очередной поездки по побережью новую
подружку, хорошенькую рыжеволосую Линнетт Фромм, покорив ее всего одной
фразой: "Я трахаюсь как бог". Девятнадцатилетн Линн, выросшая в семье
среднего достатка в городке Санта-Моника, бросила школу и была в это время в
бегах. Ее прозвали Пискля - из-за ее манеры хихикать тонким голоском. Мэри
была против вселени в ее дом новой гостьи, но Чарли настоял на своем. Начало
было положено, и девицы пошли косяком: Чарли подбирал бездомных беглянок.
Отчасти приманкой служил кров, отчасти сам Чарли, ну и, конечно, пресловутый
Хайт.
Создавая свой имидж, Чарли нашел нужную аудиторию именно в Хайте, где
галлюциногены сглаживали все острые углы страстей, а музыка в стиле ЛСД
сулила наивным полное освобождение. Вольный поток гостей в доме Мэнсона не
ослабевал, но очень скоро из завсегдатаев составилось некое ядро - чуть
больше десятка человек, в том числе несколько парней, приведенных девицами с
улицы: им посулили секс, наркотики и рок-н-ролл. Они стали называть себя
"семьей". Причем Чарли с самого начала был за старшего.
Его окружали отчаявшиеся неудачники, побочный продукт культуры,
предлагавшей лишь два выхода: звезды или бездны. "Чарли был как волшебник.
Как оборотень, - восхищалась потом самая ревностна его поклонница Пискля
Фромм. - Он все время менялся, прямо на глазах". И мечтательно добавляла,
вспоминая то "Лето любви": "Мы неслись куда-то как в вихре".
Ясно, что вихрь тот был скорее дуновением ада, но на шумной
наркотически-музыкальной волне братство отверженных виделось единственной
надежной гаванью. Чарли верховодил во всех практических делах, а остальные с
удовольствием играли роль идеалистов-мечтателей, этакие "дети цветов", - что
было все-таки неубедительно на фоне непрестанного бормотания Чарли о
проклятых "ниггерах", которых нужно убивать. "Семья Мэнсона", как таковая,
как нельзя лучше воплотила в себе идеалы Хайта конца шестидесятых, после
сравнительно невинного периода торжества стиля ЛСД, когда группы "Jefferson
Airplane" и "Grateful Dead" работали бок о бок, а Кен Кизи со своими
"Шутниками" ("Merry Pranksters") наслаждались жизнью и упивались славой. К
концу шестидесятых в жизни богемного квартала на первое место вышли
наркотики и связанный с ними наркобизнес, с беспощадным цинизмом отводивший
"цветам" место только на панели.
Эд Сандерс в книге "Семья" описал "безумие", охватившее весь прежде
тихий квартал Хайт-Эшбери летом 1967 года, когда машина музыкальной
индустрии взялась раскручивать образ хиппи. Сандерс пишет: "По всей Америке
был брошен клич: туда, в Сан-Франциско, где любовь и цветы!" И как шакалы к
водопою, следом за легкой поживой устремились преступные элементы. Помимо
бродяг и хиппи, бежавших от скуки сытых предместий, "в Хайт стекались,
отрастив себе длинные волосы, прожженные преступники. Банды мотоциклистов
боролись за рынок сбыта наркотиков грубыми, садистскими приемами. Прыщавые
панки, накачанные метадрином, продавали более тяжелые наркотики... Людей
грабили в парках. Начались этнические трения".
Чарли, со своим умением манипулировать людьми и располагать их к себе,
мог наконец широко развернуться. И хотя ему было уже за тридцать, он