"Григорий Богослов. Слово 30: О богословии четвертое, о Боге Сыне второе " - читать интересную книгу автора

Под тот же взгляд подходит и то, что Он навык послушанию, а также Его
вопль, слезы, молитва услышаны были за Свое благоговение (Евр. 5:7.8), - все
это совершается и чудесным образом присовокупляется от нашего лица. Сам Он,
как Слово, не был ни послушлив, ни непослушлив (так как то и другое
свойственно подчиненным и второстепенным, и одно добронравным, а другое
достойным наказания), но, как образ раба (Фил. 2:7), снисходит к сорабам и
рабам, приемлет на Себя чужое подобие, представляя в Себе всего меня и все
мое, чтоб истощить в Себе мое худшее, подобно тому, как огонь истребляет
воск, или солнце - земной пар, и чтоб мне, через соединение с Ним,
приобщиться свойственного Ему. Поэтому собственным Своим примером возвышает
Он цену послушания и испытывает его в страдании, потому что недостаточно
бывает одного расположения, как недостаточно бывает и нам, если не
сопровождаем его делами, ибо дело служит доказательством расположения. Но,
может быть, не хуже предположить и то, что Он подвергает испытанию наше
послушание и все измеряет Своими страданиями, водясь искусством Своего
человеколюбия, дабы на собственном опыте узнать, что для нас возможно, и
сколько должно с нас взыскивать, и нам извинять, если при страданиях принята
будет во внимание и немощь. Ибо ежели и Свет, который по причине покрова [1]
светит во тьме (Ин. 1:5), то есть в этой жизни, гоним был другой тьмой (имею
в виду лукавого и искусителя), то тем более потерпит это из-за своей немощи
тьма [2]. И что удивительного, ежели мы, когда Свет совершенно избежал,
бываем несколько настигаемы? По правому об этом рассуждению, для Него больше
значит быть гонимым, нежели для нас - быть настигнутыми. Присовокуплю к
сказанному еще одно место, которое приходит мне на память и очевидно ведет к
той же мысли, а именно: как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и
искушаемым помочь (Евр. 2:18).
Будет же Бог каждый в своем порядке (1 Кор. 15:23) во время совершения
(Деян. 3:21), то есть не один Отец, совершенно разрешивший в Себя Сына, как
свечу, которая извлечена на время из большого костра, а потом опять в него
вложена (савеллиане не соблазнят нас таким изречением), но всецелый Бог,
притом когда и мы, которые теперь, по своим движениям и страстям, или вовсе
не имеем в себе Бога, или мало имеем, перестанем быть многим, но сделаемся
всецело богоподобными, вмещающими в себе всецелого Бога и Его единого. Вот
то совершенство, к которому мы спешим! И о нем-то особенно намекает сам
Павел. Ибо что говорит он здесь неопределенно о Боге, то в другом месте ясно
присваивает Христу В каких же словах? - Где нет Еллина, ни Иудея, ни
обрезания и ни необрезания, варвара и Скифа, раба и свободного, но все и во
всем Христос (Кол. 3:11).
В третьем месте поставь выражение: больше (Ин. 14:23), и в четвертом:
Богу Моему и Богу вашему (Ин. 20:17).
Если бы сказано было больше, но не сказано равен (Ин. 5:18-21), то это
выражение имело бы, может быть, у них некоторую силу. Когда же находим то и
другое сказанным ясно, что возразят эти неустрашимые? Чем подкрепятся? Как
согласят несоглашаемое? Ибо невозможно, чтоб одно и то же в рассуждении
одного и того же и в одинаковом отношении было и больше и равно. Не явно ли,
что Отец больше Сына по виновности и равен по естеству? А это и исповедуем
мы весьма здравомысленно. Разве иной, подвизаясь еще крепче за наше учение,
присовокупит имеющее бытие от такой Вины не меньше Безвиновного, ибо что от
Безначального, то причастно славы Безначального, а к этому присовокупляется
и рождение, которое, для имеющих ум, само по себе важно и досточтимо. Но