"Владимир Богомолов "Пишется тяжело..." (Из архива писателя) " - читать интересную книгу автора

Я и ему протягиваю Гражданский кодекс РСФСР, а он мне кричит: "Я его в
гробу видал. У нас свой военный кодекс!"
Как только я стал осаживать его на место, он спросил: "Вы где
прописаны, в каком районе?" Я сказал, и он, поворотясь к боковому столику с
телефонами, нажал какую-то кнопку или рычаг и, не беря ни одну из трубок,
закричал: "Самойленко! Райвоенкома Краснопресненского через полчаса на
связь!"
Потом повернулся ко мне и объяснил: "Я вас отправлю на шестимесячные
сборы - в Кушку! Поползаете там полгода в барханах со змеями и тарантулами -
живо придете в чувство! Мы вас научим уважать советскую власть!" Тот первый
генерал хоть сесть разрешил, а этот даже не предлагает. Стою у приставного
столика, опустив голову, а он разоряется, не понимая, что заряжает меня и
ожесточает. Вы впервые видите человека, у вас еще не может быть к нему ни
злости, ни неприязни. А этот не понимает, что чем больше он орет, тем жестче
я возьму его за горло. Наконец он мне надоел, я отодвинул стул у приставного
столика, сел, открываю папку и говорю: "Насчет наряда, гауптвахты и
командировки в солнечную Туркмению - это все эмоции, лирика! Давайте по
существу - я же не целоваться к вам пришел. Это ваше заключение?" - и
протягиваю ему бланк. Он кричит: "Я не разрешал вам садиться, а вы сели! Вы
что здесь себе позволяете?! Совершенно обнаглели и распоясались!" Затем стал
читать, покраснел и с возмущением спрашивает: "Где вы это взяли?" А я ему
невозмутимо: "Это мне дали в Инстанции". Инстанцией они тогда ЦК КПСС
называли и писали это слово в документах обязательно с большой буквы.
Разумеется, я врал - все копии мне передавал В. П. Аксенов. И вот эти люди,
до того читавшие только свою специфическую литературу, приказы, уставы,
может, еще мемуары военачальников, получали приказание написать заключение
на художественное произведение.

Ведомственное творчество


Идеология

Несмотря на то что я направил обширный справочный материал (им не надо
было даже прилагать усилий), разъясняющий многие термины и действия, они или
его не читали, или полностью игнорировали, находясь в мире раз и навсегда
выстроенного уставного порядка; мне по новой вчиняли необоснованные
замечания и поправки, которые не должны были бы даже возникать, будь у них
здравый смысл. Они даже не понимали, что это отнюдь не документальное
произведение, а художественная, идеологически направленная легенда. Они все
написанное воспринимали буквально и выражали свое непонимание, недоумение и
возмущение на полях рукописи. Они наверняка были убеждены, что экземпляры
рукописи пойдут куда-то в архив и автор никогда не увидит и не прочтет то,
что так щедро писалось на полях. Эти люди, тем не менее, уловили в рукописи
то, что впоследствии кратко сформулировал К. Симонов: "Это роман не о
военной контрразведке. Это роман о советской государственной и военной
машине сорок четвертого года и типичных людях того времени".
Главы романа они обзывали "параграфом":
Параграф 56-й (это глава "В Ставке ВГК", 17 машинописных страниц) -
выбросить полностью! - и так по "параграфам" - 20, 52, 73-й и т.д.