"Леонид Богданов. Телеграмма из Москвы (Сатирическая повесть по советской действительности) " - читать интересную книгу автора

восторг Утюгов-старший. - Вождь нашего района и организатор всех побед!
Какая счастливая звезда привела вас к нам?! - Утюгов качнулся, придал
своему телу уклон в нужном направлении и, борясь с незыблемым законом
земного притяжения, прошел несколько шагов, отделявших его от начальства.
- Многие лета!.. - неожиданно дьяконским басом запел он, обнял
Столбышева за плечи и пустил слезу умиления.
Остальные Утюговы, за исключением заснувшего на полу дяди, дружно
подхватили "многие лета", а еще через минуту песня перенеслась за стены
правления, потом дальше до самого края деревни Везде, где находились члены
семейства Утюговых, везде, где в этот момент они сосредоточенно воровали,
обвешивали, обсчитывали, они на минуту бросили свое занятие и, став по
команде "смирно", подхватили заздравную: "Многие лета! Многие лета!.."
- Ну, быть беде, - с тоской и суеверным страхом шептались рядовые
колхозники.
Столбышев, слегка побледневший и взволнованный, с чисто
коммунистическою скромностью прослушал до конца заздравную и затем крепко
пожал руку Утюгову-старшему:
- Спасибо за прием!..
- Налейте дорогому отцу нашему встречный кубок!
Столбышев выпил до краев налитый чайный стакан и закусил соленым
огурцом, с поклоном поднесенным ему отдаленной ветвью геральдического
дерева. Его мигом подхватили под руки и бережно, как архиерея, повели к
столу. Там он выпил еще один стакан и опять закусил соленым огурцом.
- То-о не ветер ве-етер ве-е-етку клонит... - сразу же откликнулись
песней Утюговы.
Столбышев выпил и, пережевывая огурец, задумчиво подпер голову кулаком.
- Не тревожьте души наши, - прочувственным голосом уговаривал
Утюгов-старший Столбышева. - Не грустите, золотой, солнышко вы наше... Эй,
вы!.. Плясовую!.. - зычно скомандовал он, и понеслась веселая, разудалая...
Калинка, малинка, малинка моя,
В саду ягодка малинка моя!
И-и-и-и-эх!
Жги! Жги!
Лихо плясали два младших брата-кладовщика, а остальное семейство било в
ладоши и заливалось соловьями. Столбышев оживился и вышел в образовавшийся
родственный круг.
- Э-эх! Пошла! - закричал он, отбивая мелкую дробь каблуками и плавно
поводя руками.
Навстречу ему выплыла двадцатилетняя дочь Утюгова (старший счетовод) и
замахала платочком, заихала, лебедем пошла вокруг секретаря райкома, поводя
плечами, притоптывая каблучками, танцуя всем - и пылающим жаром телом, и
улыбкой, и глазами.
- Эх, цветок-красавица, румяная ягодка! - разгорячившийся Столбышев
ущипнул старшего счетовода и та, для приличия взвизгнув, полной грудью
прижалась к нему.
- Пой вальс! - переориентировал хор Утюгов-старший.
- Спи-ит мо-оре спит, и не-ебо тоже спи-ит... - медными баритонами
прочувственно затрубили Утюговы, от натуги поднимаясь на цыпочки.
Так прошли день и ночь работы с массами.
Под утро Столбышев, порядком ослабевший и распухший от пьянки, сидел в