"Леонид Богданов. Телеграмма из Москвы (Сатирическая повесть по советской действительности) " - читать интересную книгу автора

сне. Он просыпается ночью, чтобы записать родившуюся мысль. Он ни на минуту
не прекращает думать, творить и поэтому постоянно не замечает ничего вокруг:
он идет по улице, натыкается на столб и говорит "извините", он занят своими
мыслями и у него нет даже времени обругать столб; он долго засиживается в
общественных местах, и люди стучат в двери, мешают ему думать, а потом эти,
ничего не понимающие в творчестве, субъекты разрешают себе насмешки: "Вы
что? Заснули?" Погруженный в творческие размышления писатель не замечает,
как ему изменяет жена, и идет по рассеянности к жене другого человека; он
часто забывает есть и только пьет. Писатель живет своей творческой
профессией, но редко кому из них творческая профессия давала возможность
жить. Девяносто девять и девять десятых процентов всех писателей, день и
ночь посвящая себя литературной работе, живут все же за счет другой работы.
Такого положения вещей невозможно встретить ни в одной профессии. И такое
совершенно немыслимое положение уходит корнями вглубь истории.
Великий вождь племени пещерных людей, которому надоедал писк и ругань
собственных жен, шел отвоевывать жен в соседнем племени, наивно думая, что
те не умеют ни пищать, ни ругаться. Сзади толпы пещерных людей плелся первый
писатель в истории - пещерный летописец. Он тащил на себе тяжеловесные
пишущие принадлежности, обливаясь потом, и его еще ругали: "Мы идем воевать,
а ты, бездельник, только и знаешь камнем на камне грамматические ошибки
делать!" Когда шел бой, его тоже заставляли крушить соседские головы
каменным пером: потом, мол успеешь записать, невелико дело. Когда кончался
бой, его заставляли утешать соседских вдов и уговаривать их стать женами
победителей: "У тебя хорошо язык подвязан". Когда победители с новыми женами
спали, он всю ночь напролет бил камнем по камню, и летели в него кости и
комья грязи: "Не мешай спать!" Когда победители под ручку с новыми еще
ласковыми женами шли домой, он опять тащил на себе многопудовый лист эпоса.
Потом вождь племени просил его прочесть летопись и, по мере чтения,
морщил поцарапанный новой женой нос: "Врешь ты все! Неправильно описываешь.
Искажаешь историю. Я не прятался за камнями, а, как лев, дрался в первых
рядах!" - "Позвольте, а кто же на четвереньках лез?.." - "Ты лучше
перепиши, а то огрею тебя дубиной, так узнаешь, кто на четвереньках лез!" --
"Да, но правда..." - "Правда, это - я!", - с прямотой пещерного человека
объяснял вождь, вышибая писателя коленкой из пещеры и обретал блаженный
покой: - "Уж эти мне писатели!" И никем не кормленный писатель садился со
вздохом за переделку летописей, согласно указаниям вождя, не задумываясь над
тем, какое он делает преступление перед историей и за какие блага он
занимается неблагодарным своим ремеслом.
Так продолжалось несколько лет. Писатели влачили жалкое, голодное
существование. Потом писателям несколько подвезло: они прилично заработали
на росписи египетских пирамид и, окрыленные успехом, некоторые из них
легкомысленно бросили прибыльные профессии парикмахеров и портных. Но
египетская халтурка скоро окончилась и писатели остались опять на бобах.
Особенно трудно пришлось тем, кто пропил парикмахерский инструмент и
раздарил по доброте душевной иголки и нитки.
На протяжении следующих тысячелетий писатели бедствовали, голодали,
глотали на ярмарках всего мира горячую паклю, с отвращением перепродавали
краденое, работали сапожниками, лудильщиками, плакальщиками на похоронах и,
вообще, занимались чем угодно, кроме литературы. Некоторые писатели за это
время так отвыкли от своей работы, что родились и умирали безграмотными.