"Николай Владимирович Богданов. Вечера на укомовских столах (Комсомольские рассказы) " - читать интересную книгу автора

как-то.
- Эх, собрание, что ли, устроить!
Устроили насчет излишков хлеба у кулаков и распределения семян среди
бедняков. Потом поснимали шапки и спели "Интернационал", а подсмотревшие
это старушки по селу шепотом пустили:
- Коммунисты о непришествии Антонова молебствуют. Конец им
приходит...
Вот и моя очередь подошла на колокольне дежурить. Забрались мы туда
со стариком Шанежкиным, главным крикуном в комитете бедноты.
- Меня, - говорит он, - ежели даже живьем жарить будут, все равно
идею не предам. "Да здравствует коммунизм! - кричать стану. - Наш бог -
Ленин!" И ты, Алешка, не предавай.
А мне какой интерес? Смешной дед, право, ему уже давно на погост
пора, а он смерти все еще боится. Озирается по сторонам и дрожит,
трусится.
- И что за туман такой, что за сырость, все косточки пробирает.
Овражки, слышь, шумят, а реки еще лед не взломали. Такой туман у нас
бывает, когда выльются в луга Цна и Мокша, сольются в одно море, вот тогда
и поется: "А и пал туман на сине море..." Да уж скорей бы, тогда очутится
наше село как на острове, никакие банды к нам не пройдут. А сейчас им
самое время, пока лед не тронулся, из лесов выскочить и нас врасплох
захватить... Кто ж нам сейчас на помощь придет? Ни конному, ни пешему
через зажоры проезду-проходу нет. Хоть Лука и сообщил в уезд и волость, да
где там! Им самим оборона нужна... Ох, туманы мои, растуманы, давай
прислушивайся, парень, глазом-то ничего не видать. Сладка нам, Алеша,
Советская власть, да горька кулацкая напасть... Чу, не идут ли?
Примолк и стал глядеть в туман. А мгла такая, что глаза ест. Аж слезы
текут, и ничего нам не видно. Но слышно - идут. Сильно грязь хлюпает.
- Ох и скучно мне... В набат, что ли, вдарить!
И к набатной веревке руку тянет старый звонарь. Вдруг впереди голос
часового:
- Стой, кто идет?
- А кто спрашивает?
И молчок. Только оружие пощелкивает, затворы говорят. Шанежкин по
винтовой лестнице, подстелив полу шубы, на своих салазках скатывается
тревогу объявить, а я в туман нацеливаюсь. Пока меня убьют, я
какого-нибудь бандита сам уложу!
Наши из церкви выползают, у ограды оборону занимают, а в тумане наши
часовые и ихние передовые друг друга щупают:
- Эй, с ружьем, ты местный аль пришлый? Как фамилия председателя
Совета?
- А тебе на что? У нас хоронит и венчает поп!
- Поп? А Советская власть у вас есть или кончилась?
Туман вдруг рассеялся, и с колокольни завидел я островерхие шапки.
- Наши! - заорал я да как вдарю в мелкие праздничные колокола: "Ах вы
сени, мои сени"...
И въехал в ограду церкви отряд. Все кони по брюхо мокрые.
- Жив, Самонин? - кричит Климаков и обнимает нашего Луку, не слезая с
коня.
- Пока жив! - смеется бородатый.