"Фред Бодсворт. Чужак с острова Барра (роман) " - читать интересную книгу автора

огромные белые кучевые облака. Пока он так грелся на солнышке, мать без
устали трудилась. Таскала воду с реки, собирала хворост, рубила сучья.
Шила из лосиной кожи изукрашенные бисером мокасины и тапочки, которые
потом обменивала в лавке Компании Гудзонова залива на табак.
Кэнайна, отличавшаяся сообразительностью и живым умом, легко опять
научилась говорить на языке кри и вскоре уже разговаривала с матерью,
правда, пока не так уж свободно, но когда они говорили не торопясь, то
понимали друг друга. Дэзи Биверскин не отличалась чистоплотностью, и
Кэнайна ненавидела трубку, которую она непрестанно сосала, но мать была
добра, не скрывала, что любит Кэнайну, и та отвечала ей взаимностью.
Кэнайна спрашивала себя, купались бы белые чаще, чем Дэзи, если бы им
пришлось таскать воду с реки, взбираясь по крутому откосу, потом рубить
дрова для костра, чтоб разогреть ту воду и мыться в жестяном тазу, таком
маленьком, что даже Кэнайна не могла в него сесть.
Однако с отцом Кэнайна не разговаривала никогда. В недолгую пору
гусиной охоты он подобрел, повеселел, но теперь снова стал мрачным и
молчаливым и едва обращал внимание на Кэнайну. Когда во время еды
оказывалось, что нож у отца, а Кэнайне хотелось отрезать себе кусочек
мяса, она просила мать передать ей нож, потому что, если б она попросила
отца, тот попросту не обратил бы на нее никакого внимания. Она
побаивалась его и, стараясь не попадаться ему на глаза, приходила к
концу трапезы. Мать понимала ее и, не говоря ни слова, тоже не
прикасалась к еде, пока не придет Кэнайна. Кэнайна со страхом ждала
наступления осени, потому что тогда они направятся на каноэ далеко от
побережья, на свою зимнюю охотничью стоянку, и семья останется в
одиночестве на всю зиму. Тогда отец окажется еще ближе, и избегать с ним
встреч будет уже невозможно.
Прошло месяца четыре с тех пор, как Кэнайна вернулась из санатория, и
вот однажды утром она проходила мимо дома супругов Рамзей. Она шла этим
путем обычно одна и чаще всего утром, пока солнце светило прямо в окна,
и можно разглядеть, какая в доме обстановка. Сегодня она тоже пошла
одна, но на сей раз Джоан Рамзей сидела на открытой веранде и что-то
шила. Миссис Рамзей была высокая дама, узколицая и постоянно чему-то
улыбающаяся, с черными, поседевшими на висках волосами. Она носила
красивые платья из ситца с цветами, совсем непохожие на темные, мрачные
байковые платья простого покроя, которые шили себе женщины мускек-овак.
Кэнайна шла медленно, украдкой поглядывая на дом и на миссис Рамзей
сквозь планки белого забора. Она повернула, пошла обратно. Мать
запретила ей входить за ограду, туда, где раскинулась лужайка с яркими
клумбами. И Элен Чичикан говорила, что это "очень строгое правило". Но
Кэнайне страшно хотелось поговорить с миссис Рамзей так, как ей прежде
случалось разговаривать с медсестрами в санатории. Белые женщины были
всегда радушны и милы; их нечего было бояться. И может быть... нет,
Кэнайна даже знала наверняка, что у миссис Рамзей есть книжки, которые
можно бы взять почитать.
Она медленно отворила калитку, петли скрипнули, и миссис Рамзей
подняла глаза от шитья. Кэнайна быстрым шагом пошла по дощатому настилу.
- Добрый день, - сказала она, стараясь быть как можно вежливей.
- Здравствуй, - откликнулась миссис Рамзей с доброй и теплой улыбкой.
- Ты ведь Кэнайна, не так ли? Дочка Биверскинов, которая вернулась из