"Фред Бодсворт. Чужак с острова Барра (роман) " - читать интересную книгу автора

спросила она.
- В самый последний раз - семьдесят шесть фунтов.
- Давай-ка посмотрим, сколько ты весишь теперь, - миссис Рамзей
поднялась. - Наверху в ванной есть весы. Пойдем!
Кэнайна обрадовалась, что сможет увидеть ванную Рамзеев, и охотно
отправилась наверх и встала на весы. Она весила шестьдесят восемь
фунтов.
- Этого я и боялась, - сказала миссис Рамзей. - Это дурной признак.
Ты растешь и должна прибавлять в весе.
Они вновь спустились вниз, и Джоан Рамзей дала ей большой стакан
молока. Молоко было сладкое и холодное, она впервые пила его после
выписки из санатория. Моментально выпила весь стакан, и миссис Рамзей
налила ей второй. Кэнайна знала, что это никак не может быть свежее
молоко из бутылок, какое давали в больнице. Его делали из порошка, но на
вкус оно ничем не хуже свежего. Потом Кэнайна взяла книжки,
поблагодарила миссис Рамзей и отправилась домой. Возбужденная, бежала
она по тропинке среди индейских вигвамов, крепко прижимая книжки к
груди. Она влюбилась в эти книжки. И влюбилась в Джоан Рамзей.
Когда она вошла в вигвам, отец завтракал - его маленькие темные
глазки сразу впились в ее книжки.
- Откуда ты их взяла? - спросил он быстро на гортанном кри.
- Мне дала их миссис Рамзей.
- Отнеси обратно.
Слезы застлали глаза Кэнайны.
- Почему? - спросила она.
- Ты должна отнести их, - повторил отец, - потому что от них нет
никакой пользы детям мускек-оваков. Ты должна научиться управлять каноэ,
дубить шкурки, ловить кроликов силками - мы живем этим, это кормит нас.
В больнице тебя этому не учил, тебя учили читать книжки, тебя учили, как
стать белой, но ты не белая, ты мускек-овак. Скоро нам отправляться на
зимнюю стоянку, мы там охотимся. Придется не раз тащить волоком лодку -
большая тяжесть. Ты сейчас слишком слаба. Начинай таскать воду, колоть
дрова, чтобы поскорее окрепнуть. Времени осталось мало.
Широкие ноздри отца раздувались от гнева, и черные брови были
насуплены так, что из-под них едва виднелись глаза.
За эти несколько секунд он сказал Кэнайне больше, чем за все четыре
месяца, что она провела в Кэйп-Кри. И внезапно закончил словами, которые
объяснили все.
- Горько охотнику мускек-оваку терять всех своих сыновей, горько, что
у него осталась одна только дочь, - сказал он. - Но еще горше, когда у
него заберут эту дочь и она возвернется не мускек-овак, а белая, только
со смуглой кожей.
Кэнайна молча сидела на кровати. Вскоре отец вышел из вигвама, пришла
мать и села рядом с ней. Она обняла Кэнайну, и они долго сидели, не
говоря ни слова.
Но книжек она не вернула. После полудня, когда они вдвоем с матерью
сидели в вигваме, кто-то откинул парусиновый полог, и вошел отец, а за
ним миссис Рамзей и рослый, остроносый индеец. Кэнайна узнала его: это
был Джок, приказчик в лавке Берта Рамзея, один из немногих индейцев
Кэйп-Кри, которые могли говорить по-английски. Он почти все время служил