"Жан Бодрийяр. Символический обмен и смерть" - читать интересную книгу автора


От мифа к симулякру

В разных своих книгах Жан Бодрийяр неоднократно ссылается на Ролана
Барта, по главным образом па конкретные его соображения по частным вопросам
(социальная семантика автомобиля или, скажем, алеаторный порядок
литературной композиции). Между тем влияние, оказанное па пего Бартом,
по-видимому гораздо значительнее, о чем говорит уже заголовок его первой
книги "Система вещей" (1968), созвучный с названием последней на тот момент
книгой Барта "Система моды" (1967), причем обе книги сближаются и
методологически, авторы заняты систематическим, строгим описанием
"легкомысленных" феноменов потребительского быта. У Барта и Бодрийяра есть и
более глубокие сходства - на уровне фундаментальных интуиций, базовых
чувствований мира, дающих основу для дальнейших научных и философских
построений. Здесь придется вспомнить, и не раз, прежде всего книгу Барта
"Мифологии" (1957), которая, кажется, нигде прямо не упоминается у
Бодрийяра, но это умолчание выглядит "слепой точкой" его текста,
бессознательной попыткой не признавать собственного происхождения.
Фундаментальной интуицией бартовских "Мифологий", усвоенной Жаном
Бодрийяром, было переживание неподлинности мира, данного нам в культурном
опыте, его зараженности паразитарными, вторичными идеологическими смыслами.
Как известно, этому факту Барт дал семиотическую интерпретацию, показав,
каким образом "мифологизация" мира осуществляется благодаря включению
первичных культурных знаков (языковых и иных) в коннотативную знаковую
систему второго порядка, использующую их первичный, "естественный" смысл как
оправдание, "алиби" для своих собственных ценностных значений. Недоверие к
иллюзиям "подлинности" и "естественности" стало главной движущей силой и в
книгах Бодрийяра, но интерпретация у него иная, более радикальная (как пишет
он сам, "радикализация гипотез является единственно возможным методом" -
наст, изд., с. 340): вместо знаков, предполагающих включенность в процесс
коммуникации, передающих от кого-то кому-то определенные сообщения, -
каковые могут быть по дороге "перехвачены" и инфицированы другими, чуждыми
сообщениями, - оп толкует скорее о социокультурных реальностях как таковых,
приобретающих двусмысленный, неподлинный характер; семиотическая
проблематика заменяется у пего онтологической, философской. Соответственно и
бартовский термин "миф", обозначающий единицу ложного, неподлинного смысла,
функционирующего в культуре, Бодрийяр заменяет другим, имеющим
философско-онтологическую традицию термином "симулякр".[2]
Первые употребления этого термина, ставшего как бы фирменным знаком
бодрийяровских умопостроений, встречаются уже в "Системе вещей", но лишь в
книге "Символический обмен и смерть" он получил если не строгую дефиницию,
то во всяком случае внутреннюю структуру и систематическое место в ряду
других понятий.
Понятие симулякра ("видимости", "подобия") - древнее, в европейской
философии оно существовало начиная с античности,[3] причем обыкновенно
включалось в теологическую схему репрезентации, сформулированную Платоном:
имеется идеальная модель-оригинал (эйдос), по отношению к которой возможны
верные или неверные подражания. Верные подражания-копии характеризуются
своим сходством (с моделью), а неверные подражания-симулякры - своим
отличием (от модели и друг от друга), но общим для тех и других является