"Жан Бодрийар. В тени молчаливого большинства" - читать интересную книгу автора

следствие непримиримого антагонизма между классом (возможно, кастой),
несущим социальное, политическое, культуру, властвующим над временем и
историей, и всем тем, что осталось - бесформенной, находящейся вне сферы
смысла массой. Первый постоянно стремится укрепить смысл, поддержать и
обогатить поле социального, вторая не менее настойчиво обесценивает любую
смысловую энергию, нейтрализует ее или направляет в обратную сторону. И верх
в этом противостоянии взял отнюдь не тот, кто считается победителем.
Свидетельством тому может служить радикальное изменение взаимоотношения
между историей и повседневностью, между публичной и частной сферами. Вплоть
до 60-х годов полюсом силы
[47]
выступала история: частное, повседневное оказывались лишь обратной,
теневой стороной политического. Поскольку, однако, взаимодействие данных
сторон выглядело в высшей степени диалектичным, имелись все основания
надеяться, что повседневное, равно как и индивидуальное, однажды займут
достойное место по ту сторону исторического, в царстве универсальности.
Конечно, эта перспектива воспринималась как отдаленная - слишком очевидными
были вызывающие сожаление ограниченность активности масс сферой домашнего
хозяйства, их отказ от истории, политики и универсального, их рабская
зависимость от процесса тупого каждодневного потребления (успокаивало одно:
они заняты трудом, благодаря чему за ними сохраняется статус исторического
"объекта" - до того момента, пока они не обретут сознание). Сегодня
представление о том, какой из двух полюсов является сильным, а какой слабым,
становится прямо противоположным: мы начинаем подозревать, что повседневное,
будничное существование людей - это, весьма вероятно, вовсе не малозначащая
изнанка истории, и, более того, что уход масс в область частной жизни -
это, скорее всего, непосредственный вызов политическому, форма активного
сопротивления политической манипуляции. Роли меняются: полюсом силы
оказываются уже не историческое и политическое с их абстрактной
событийностью, а как раз обыденная, текущая жизнь, все то (включая сюда и
сексуальность),
[48]
что заклеймили как мелкобуржуазное, отвратительное и аполитичное.
Итак, полный переворот во взглядах. Деполитизиро-ванные массы, судя по
всему, находятся не по эту, а по ту сторону политического. Частное, низкое,
повседневное, малозначимое, маленькие хитрости, мелкие извращения и т. д.,
по всей видимости, располагаются не по эту, а по ту сторону репрезентации.
Массы, как выясняется, озабочены приведением в исполнение того смертного
приговора политическому, который они вынесли, не дожидаясь исследований на
тему "конца политики"; в своей "наивной" практике они трансполитичны в той
же мере, в какой они транслингвистичны в своем языке.
Но обратим внимание: из этой вселенной частного и асоциального, не
подчиняющейся диалектике репрезентации и выхода к универсальности, из этой
сферы инволюции, противостоящей любой революции в верхах и отказывающейся
играть ей на руку, кое-кто хотел бы сделать (рассматривая ее прежде всего в
аспекте сексуальности и желания) новый источник революционной энергии, хотел
бы возвратить ей смысл и восстановить в правах как некую историческую
отрицательность, причем во всей ее тривиальности. Налицо стремление
активизировать микрожелания, мелкие различия, слепые практики, анонимную
маргинальность. Налицо последняя попытка интеллектуалов усилить