"Глеб Бобров. Файзабад " - читать интересную книгу автора

Пока "молодняк" огромной толпой запрудил бассейн, мы, "старики",
терпеливо стоим в боевом охранении - вечерком спокойно попаримся, и людей
поменьше, и времени раз в десять побольше. Рядом стоит Ильин, разговаривает
с седоусым капитаном, начальником точки. Ему, конечно, купаться некогда, ему
вообще отдыхать некогда. Правда, и он себе послабление позволил - каску
снял. Все-таки "точка" Второй мост, дальше сегодня не двинемся. А в горах
Ильин каску ни за что бы ни снял. А как же?! Положено в боевых условиях
иметь каску на голове? Положено! - какие еще тут могут быть вопросы? Это
Масловский, уже будучи подполковником, в конце службы мог позволить себе
роскошь выйти на операцию с одним болтавшимся где-то у колена пистолетом
Стечкина (это, примерно, как выйти на Куликово поле, вооружившись спортивной
рапирой, или на Бородинское сражение с резиновой дубинкой, а может, и еще
хуже!)
Цезарь же, не дававший поблажек никому и ни в чем, не давал послаблений
и себе. Но сейчас, коль уж прибыли, можно и расслабиться, каску снять, с
капитаном парой слов переброситься. Начальнику "точки" эти колонны - как
гвоздь в одном месте, стоит, материт все и вся. Принялся за реку, за Пяндж.
- Сколько раз я вашей босоте говорил: есть бассейн, там мойтесь! Так
нет же, горячая! И лезут в Пяндж. А потом мне же и идти, задницу за них
подставлять!
Судя по всему, он имел в виду вполне конкретный случай, когда несколько
месяцев назад течением унесло санинструктора нашего батальона, который
вздумал искупаться в этом притоке! Уже далеко за "точкой" духи его из Кокчи
выловили. И замордовали. То, что от санинструктора осталось, через месяц
нашел этот седоусый капитан вместе со своими гавриками. Он упаковал останки
в полиэтиленовый мешок из-под "выстрелов" и на очередной "восьмерке"
отправил в полк. И на том спасибо - убитый, не пропавший без вести, да и
родителям есть, где поплакать.
Ильин смотрит на реку и неожиданно, как будто сам себе, говорит:
- Нормальная река.
Капитан устал, ему не до шуток, он раздраженно машет рукой:
- Ой! Ладно... Мне только мозги не пудри! - и как бы в подтверждение
своих слов, зло сплевывает в воду.
Меня бы он, конечно, такими доводами сразу убедил, и я бы поверил, что
река действительно - полное дерьмо. Я бы поверил. Но Цезарь?! Он смотрит еще
раз на Кокчу, потом на капитана и уверенно, глаза в глаза, говорит ему:
- Здесь можно плыть.
Это уже почти оскорбление. Ну, как минимум, вызов. Капитан взвивается:
"А-а-а! Ну, давай, давай!"
Те, кто хотя б чуть-чуть знают Ильина, замирают. А он спокойно
направляется к реке, так же неторопливо раздевается... заходит в быстрину по
пояс, ледяной водой аккуратно и тщательно смывает с себя грязь, копоть и
пыль "колонны", а умывшись и потянувшись до хруста, резко бросается в
середину потока! Абсолютно отчетливо помню, как в тот момент вздрогнул.
Неплохо зная Ильина, я все равно был почти уверен, что сейчас он
обмоется, отшутится и вылезет на берег. Но, оказывается, знал я его очень
даже плохо. Это Цезарь-то вылезет?! Цезарь от слова откажется?! Как же,
ждите!
Вынырнул Ильин через мгновение. Но за это время его снесло течением
метров на пять, а до Кокчи всего-то ничего - и тридцати не будет. И тут