"Эми Блум. Любовь - не пирог " - читать интересную книгу автора

- Какую еще "прежнюю"? Я уже двадцать лет пребываю в этой милой форме.
Что возвращать-то?
Все смеялись; господин Декуэрво с мамой переглядывались, она подходила
к папе и целовала его в лоб, усеянный бисеринами пота. Потом брала за руку
господина Декуэрво и выводила на середину гостиной.
Когда она танцевала с папой, мы с сестрой могли хихикать, даже путаться
у них под ногами, как во время семейной игры в бадминтон, где ракетки держат
двое, а участвуют все. Когда мама танцевала с господином Декуэрво, мы
следили за танцующей парой, присев на качалку на веранде или примостившись
на подоконнике, и боялись взглянуть друг на друга.
Они танцевали только быстрые танцы, танцевали так, словно ждали этого
всю жизнь. Мамины движения становились все более плавными, исполненными
смысла, а господин Декуэрво оживал, загорался, словно выхваченный из тьмы
ярким пучком света. Папа танцевал, как жил: шумно, добродушно, насмешливо,
несколько тяжеловесно; зато господин Декуэрво - обыкновенно тихий,
задумчивый и серьезный, - танцуя с мамой, совершенно преображался.Он словно
летал: счастливый, одухотворенный, то наступал на маму, то кружил ее и
вокруг нее, откликаясь на каждый ее шаг, каждый жест. Они улыбались всем нам
поочередно и снова обращали друг к другу враз посерьезневшие, страстные
взгляды.
- Потанцуй еще с папой, - говорила сестра. Говорила за нас всех,
оставшихся за бортом.
Мама посылала Лиззи воздушный поцелуй:
- Хорошо, любимая, сейчас. - Повернувшись к обоим мужчинам, она со
смехом объявляла: - Что ж, намек прозвучал громкий и недвусмысленный. Давай
прервемся, Гаучо. Пора уложить этих обезьянок спать. Все, девочки, по
койкам. Уже поздно. И трое взрослых препровождали троих детей сначала на
кухню пить молоко, потом в ванную - умываться, чистить зубы и мазать
лосьоном обгоревшие плечи - и, наконец, в нашу просторную спальню. Спали
мы, к великому изумлению Гизелы, в трусиках и футболках.
- Без пижам? - не поверила она в первый вечер. Я самодовольно
фыркнула:
- Здесь это ни к чему.
Взрослые целовали нас и выходили, а мы лежали и слушали щелканье орехов
и приглушенный разговор за картами: взрослые играли в джин или покер и
слушали Дайну Вашингтон и Одетту.
Однажды я проснулась примерно в полночь и отправилась через гостиную на
кухню: попить и проверить, не осталось ли на блюде пирожков с клубникой. И
вдруг увидела маму и господина Декуэрво. Они обнимались. Я была удивлена и
озадачена. Фильмов я к тому времени насмотрелась множество и понимала: если
кто-то кого-то обнимает так крепко, они должны и целоваться. Наверняка. На
знакомые мне мамско-папские объятия это не походило ничуть. Отчасти потому,
что папа был на двадцать сантиметров выше и килограммов на сорок--пятьдесят
тяжелее мамы. Поэтому обнимались они совсем не как в кино: крошечная,
хрупкая черно-белая женщина терялась в лапах громадного розово-оранжевого
мужчины и смотрела на него снизу вверх, как на великана. Зато рядом с
господином Декуэрво мама стояла, как сестра с братом, щека к щеке, оба
стройные, широкоплечие, с длинными босыми загорелыми ногами. Мамины руки
были под футболкой господина Декуэрво.
Наверно, она почувствовала мой взгляд. Медленно открыла глаза.