"Эми Блум. Любовь - не пирог " - читать интересную книгу автора

значительно просторнее: целый дортуар с тремя кушетками и разноперыми
покрывалами и наволочками. Подушки постоянно были влажноватые и пахли сосной
и солью, а моя - еще и духами "Ма гриф", потому что под ней всегда лежал
мамин шарфик. Душ находился на улице, за зеленой полиэтиленовой занавеской,
а в доме, рядом с родительской спальней, имелась еще и обычная ванная
комната.
Господин Декуэрво с Гизелой вписались в наш летний распорядок так
естественно, точно проводили с нами каждое, а не только прошлое лето. Этот
месяц навсегда остался в памяти воплощением неспешности и благодати.
Вставали мы рано, под пенье-свиристенье птиц, и сооружали завтрак: если
родители к тому времени уже просыпались, варилась каша или жарились тосты,
если родители спали, мы отрезали себе по куску пирога или набивали животы
холодными спагетти, а то и просто зефиром. Первой из взрослых обычно
вставала мама. Она выпивала чашку кофе, расчесывала и заплетала нам косы и
отпускала на все четыре стороны. Если мы отправлялись "в экспедицию", она
клала в рюкзак поверх армейского одеяла большие бутерброды и какие-нибудь
фрукты. Если же мы бежали купаться, она просто стояла на веранде и махала
нам вслед.
К обеду мы возвращались, подчистую съедали все, что попадалось под
руку, и снова убегали к озеру, или в лес, или в близлежащий городок: вдруг
городские ребята настроены с нами поиграть? Чем занимались целый день
взрослые, я не знаю. Иногда они тоже спускались к озеру купаться, иногда я
видела маму в сарайчике, служившем ей студией. Но когда мы возвращались,
часов в пять-шесть, взрослые уже потягивали на веранде джин с тоником и вид
у них был счастливый и безмятежный. Лучше этих мгновений не было за весь
день.
По вечерам после ужина папы мыли посуду, а мама курила на веранде под
Арету Франклин, Билли Холидей и Сэма Кука, а потом решительно тушила
сигарету и мы вчетвером принимались танцевать. Мы, девчонки, извивались,
дергались, топали и раскачивались, старательно копируя маму. Вскоре на
пороге гостиной появлялись папы с посудными полотенцами и кружками пива в
руках. Тогда мама поворачивалась к отцу - всегда к нему первому:
- Ну что, Дэнни, потанцуем?
Она клала руку ему на плечо; он, просияв, совал полотенце господину
Декуэрво, ставил пиво на пол и начинал танцевать с неуклюжей грацией, шаркая
ногами и улыбаясь. Иногда он взмахивал руками и притворялся не то огромной
рыбиной, не то медведем, мама же двигалась легко и мечтательно, всецело
подчиняясь музыке. Они танцевали под несколько мелодий подряд - вплоть до
папиного любимца Фэтс Домино. После чего папа, отдуваясь, плюхался в кресло.
А мама, оставшись одна посреди комнаты, прищелкивала пальцами и
покачивалась в такт.
- Гаучо, друг, потанцуй с ней, а то меня хватит удар, - говорил папа.
Настоящее имя господина Декуэрво было Боливар, но я узнала это от Лиззи
только после похорон. Мы всегда называли его господин Декуэрво, поскольку
кличку Гаучо произносить стеснялись.
Грациозно передернув плечами, господин Декуэрво бросал папе оба
посудных полотенца и, все еще глядя на папу, делал шаг в мамину сторону --
уже под музыку.
- Завтра с утра будем бегать, Дэн, вернем тебе прежнюю форму, чтоб
танцевал всю ночь напролет, - говорил он.